Язык у моей подруги Светки Ласточкиной подвешен на все сто. Она яркая, колючая и продувная бестия. Но иногда такую кроткую милу прикинется — хоть сейчас на ручки бери и тискай. Это у неё талант.
Помню, ехали мы в автобусный тур. Народу набилось — яблоку негде упасть. За рулём сидел суровый дядька Викторыч. Предстоял долгий ночной путь, а сменщика у него не было. Он оглянулся на нашу галдящую компанию и крякнул:
— Ехать неблизко, как бы мне, грешному, за баранкой не заснуть. Девчата, кто составит мне компанию? Посидите рядом, разговором поддержите? С меня потом поощрение.
Пассажиры скривились: водителя жалко, но и самому бодрствовать до утра охотников не нашлось. Все мечтали рухнуть в кресла и очнуться уже в Питере.
Выручила Ласточкина: вызвалась развлекать Викторыча, пока остальные храпят. Пересела вперёд, юбочку подправила, глазки опустила — ну просто ангел во плоти.
— Не знаю, о чём говорить, я ведь скромница, но попробую…
Народ поудобнее устроился, Викторыч давит по трассе, автобус пожирает километры. Светка заводит:
— О чём поговорим, капитан? Может, про первую любовь? Было мне тогда… эх, далёкий год, девятнадцать лет…
— Вот это тема! — закивал Викторыч. — У меня тоже было… в прошлом тысячелетии. Давай, птаха!
— В те дремучие времена накрыла меня первая любовь, — начинает Ласточкина. — Ну… или третья-четвёртая, кто их считал. В общем, где-то в топ-10. Имя кавалера не назову. Пусть будет… Тимоша.
Викторыч крутил руль и поддакивал. Светка нежно рассказывала, как однажды они с Тимошей столкнулись — и тут же вспыхнул пожар страсти прямо на Невском!
— Мы поняли, что шли друг к другу всю жизнь! — вещала она, сверкая глазами. — Вот прямо после ужина встали и пошли навстречу судьбе! И сошлись на перекрёстке, когда на небе зажглись первые звёзды, а в ближайших забегаловках уже звенели первые бутылки…
— Лихо врёшь! — одобрил Викторыч. — Ну и как? Разошлись по полной? Загорелось?
— Всё бы ничего, да приткнуться негде! — вздохнула Светка. — У меня нельзя, у Тимоши нельзя. У друзей все углы заняты, на гостиницу денег нет…
— Знакомо! — крякнул Викторыч. — Бывало и у меня такое! Кровь кипит, баба готова, а постелить негде. Хоть на газоне валяйся!
— Искали мы уголок, да тщетно, — продолжает Светка. — От отчаяния даже в скверик заглянули — а там тоже аншлаг! Сплошная любовная лихорадка! И Тимоша говорит: «Ладно, солнышко, давай как-нибудь потом?»
Сон с Викторыча как ветром сдуло. Он взревел так, что чуть руль не выронил.
— Чего?! Какой ещё «потом»?! Твой Тимоша — тряпка. Будь я на его месте… Где ты такого раззяву откопала?
Ласточкина рассмеялась, как русалка в лунную ночь.
— Шучу, Викторыч! Умный Тимоша нашёл выход. Привёл меня в знакомую хрущёвку, где люк на крышу никогда не запирали…
— А, другой разговор! — успокоился Викторыч. — Крыша тоже вариант, была бы девка огонь да ночь потемнее. Звёзды, облака, романтика… Однажды я на чердаке автопарка… хотя, это неинтересно. Давай дальше, Светик.
Когда Ласточкина в ударе, любой поэт ей в подмётки не годится. Она с придыханием описала, как они с Тимошей казались себе букашками на фоне вселенской пустоты, а над ними только древние звёзды и бесконечность!
— …стеная от страсти, мы начали раздеваться под луной, — шёпотом продолжала Светка. — На мне был кружевной топ с хитрыми застёжками. Я мучительно расстёгивала их одну за другой! Юбка, лёгкая как пух, соскользнула с бёдер, открывая матовую кожу… ветер играл моими кудрями… о, какие кудри у меня тогда были!
Викторыч крякал и постанывал — какое там засыпание? Сейчас Светка и так огонь, а представь её в девятнадцать — весь салон слюной истечёт.
— Я скидывала с себя всё до нитки, готовая сгореть в пламени страсти! — декламировала Светка. — Вот уже мелькнул в темноте узкий поясок нижнего белья… нас окутал пьянящий аромат тел, нетерпения, истомы… И тут Тимоша говорит…
— Ну?! Ну?! — заёрзал Викторыч, прикрыв глаза. — Что он сказал?!
— Он сказал: «Прикольно выглядишь, Светка! Разденься ещё раз?»
Бедный водитель от возмущения едва не вылетел в кювет. Но, к счастью, он был профи и удержал автобус.
— Перед ним голая баба, а он «разденься ещё раз»?! — завизжал он. — Да что за хлюпик?! Я бы ему такую взбучку устроил, что у дантиста пломбы закончатся! Но врать ты мастерица, факт. Ярко! Тебе бы в «эротические сказки» устраиваться.
Автобус нёсся по трассе. Мелькали редкие фонари. Светка чарующим голосом перешла к кульминации. Она с упоением описывала, как их тела сплелись в едином порыве, сердца бились как набат, в висках гудел ураган, а каждое касание обжигало, и они застыли на крыше, будто две капли в океане вечности…
— И?.. и?.. и?.. — подначивал Викторыч. — Давай, Светик, не тяни! Эх, где мои девятнадцать…
— …и тут Тимоша сказал: «Промазал!» — закончила Светка.
Ласточкина хохотнула, Викторыч снова заорал и долбанул по рулю. Весь автобус слушал, раскрыв рты, и никто даже не думал спать. В общем, поездка выдалась бессонной, но весёлой. Позже хитрая Светка призналась мне:
— Так им и надо! Хотели за мой счёт поспать? Не вышло. Если не сплю я — не спит никто.
