Женщина жила в уютном домике под Москвой. Рядом на клумбе бушевали сирень и ромашки — фиолетово-белое безумие, от которого даже ворчливый сосед дядя Витя на минутку переставал хмуриться.
Она забрасывала ноги на старые деревянные качели, подаренные ещё прабабкой, и читала Чехова. В печи дозревал яблочный пирог. Аромат корицы смешивался с запахом свежескошенной травы — казалось, будто сам Творец решил устроить здесь филиал рая.
Она всегда знала, когда он приедет. В этот день с утра месила тесто и придумывала новые начинки. Никаких вам селёдок под шубой или оливье — только пироги, которые послушно лепились в её пальцах, будто заколдованные.
Забавно. Раньше пироги пекла только бабушка Аграфена. А теперь она. И точно не бабушка.
Он никогда не планировал визиты. Просто проходило время — и он вдруг остро хотел её видеть. Звонил обычно уже с МКАДа, крича в трубку поверх шума машин: «Я на подлёте!»
У него не было ничего, кроме прошлого: два развода, сын-студент, чемодан вещей в багажнике «Лады» и тяжёлое, как ведро с картошкой, воспоминание о годах в депрессии.
Познакомились банально — на корпоративе в Подмосковье. Его под руку втащил приятель, её — младшая сестра. Оба сидели, как веники в углу, пока он вдруг не подошёл и не предложил танцевать. Потом купил у бабки-цветочницы дешёвую гвоздику — «ну, чтоб не с пустыми руками». А после повёз её через всю Москву, хотя жила она в соседнем дворе.
И понеслось. И он испугался. Зачем опять влипать?
Но каждый раз, когда одиночество начинало давить, как тесная обувь после Нового года, он заводил машину и ехал. Чтобы уткнуться носом в её волосы и прошептать: «Ну здравствуй, моя радость…»
Однажды он даже сказал, что мог бы остаться. У неё блеснули глаза, но она лишь пожала плечами: «Как скажешь».
А расставались всегда тяжело. Он уже засовывал ключ в замок зажигания, но оборачивался, шёл назад и целовал её. Потом снова пытался уехать. И снова возвращался.
Жалел, что не встретил её раньше. Радовался, что встретил вообще.
А она наливала чай в гранёный стакан, отрезала кусок пирога и садилась рядом. Ничего особенного. В его жизни были страсти, скандалы, ночи под водку и гитару. Но оказалось, что ему нужно вот это: тихие разговоры до рассвета, запах мяты и вишнёвого варенья, её смех, её дыхание в трубке, когда они говорили за тысячи километров.
В тот день он не стал ждать выходных. Позвонил, как обычно, с дороги. Выключил телефон, включил «Кино» на полную громкость и не услышал, как визгнули тормоза.
Она так и не узнает, что он ехал к ней навсегда.
Он так и не узнает, что у его дочки глаза — васильковые, как у неё.
