«Ты же даже ходить не можешь!» — усмехнулся он. Но один её шаг изменил всё.
Он продолжил, запинаясь: «Ну… твоя квартира. Наша старая. То есть… она была нашей, но теперь… ты здесь. А у меня новая жизнь».
Его голос дрогнул. Он едва заметно кивнул в сторону её ног, будто в них крылось объяснение.
Елена молчала.
Медленно повернувшись к столу, она взяла тонкую папку. Всё уже было готово. Она протянула её ему с ледяным спокойствием.
«Вот, — сказала она. — Всё внутри».
Он взял папку, растерянный.
«Что это?»
«Документы на квартиру. Дарственная. Завещание».
Михаил остолбенел. «Ты отдаёшь нам квартиру? Вот так просто?»
Даже Анастасия отступила на шаг. «Подожди… ты серьёзно?»
Голос Елены был хрустальным. «Да. Теперь это её. У меня другие дела».
Эти слова — *у меня другие дела* — прозвучали как удар грома в пустоте.
Михаил засмеялся. Слишком громко. «Какие ещё дела? Ты? Елена, ты же даже ходить не можешь!»
Тишина упала, как тяжёлый занавес.
Елена закрыла глаза. Не в поражении — а с каким-то странным умиротворением.
Потом, медленно, будто в замедленной съёмке, она сбросила плед с колен. Под ним оказались ноги — когда-то беспомощные, а теперь аккуратно скрытые под мягкими шерстяными брюками. Она развернула трость, пристёгнутую к креслу.
И встала.
Один шаг.
Ещё один.
Тихий стук трости по полу прозвучал громче всех его оскорблений.
Михаил замер. Анастасия разинула рот. Воздух стал густым от неверия.
«Я попала в аварию, — тихо произнесла Елена. — Но это не пожизненный приговор».
Она сделала ещё шаг. Трость отстукивала чёткий ритм.
«Но… врачи… ты же говорила…» — запинаясь, бормотал Михаил.
«Я говорила, что мне нужно время. Отдых. И держаться подальше от тебя. — Елена взглянула на него, не моргнув. — Ты дал мне это. Сам того не зная».
Она пошла к двери.
Но перед тем как выйти, обернулась. Лицо спокойное. Тон непререкаемый.
«Ты забрал мой дом, — сказала она.
Пауза.
— А я — твою свободу».
Михаил нахмурился. Анастасия неуверенно сделала шаг вперёд.
«Что это значит?» — резко спросила она.
Голос Михаила дрогнул. «О чём ты, Елена?»
Она устало улыбнулась — без злости, без доброты. Просто… с облегчением.
«Прочти последнюю страницу, — сказала она. — Внимательно».
И вышла.
Звук её трости затих в коридоре.
Тишина за ней не наступила — она разбилась вдребезги. Как драгоценная ваза, которую уже не склеить.
Руки Михаила дрожали, когда он открыл папку.
Одна страница.
Другая.
Наконец — последняя.
Пальцы сжали бумагу. Лицо побелело.
«Нет…» — прошептал он.
Анастасия заглянула через плечо.
«Что? Что там?»
Он прочитал вслух, голос срывался: «Согласно условиям приложенного документа, передача недвижимости действительна только в случае принятия новыми собственниками полной опеки над ребёнком, рождённым в результате внебрачной связи».
Он поднял глаза. «Ты… ты ничего не говорила про ребёнка».
Анастасия тоже побледнела. Её идеальная маска дала трещину. «Михаил…»
Он смотрел на неё с укором. «Почему ты мне не сказала?»
«Я… я не думала…»
В дверь постучали.
Вошла медсестра с завёрнутым в одеяло младенцем на руках.
«Анастасия Борисовна?» — обратилась она к Анастасии.
«Да?» — едва слышно отозвалась та.
Медсестра вежливо улыбнулась и протянула свёрток. «Ваш малыш выписан. Вот свидетельство о рождении и временное опекунство — всё оформлено, как требовалось. Поздравляю».
Взгляд Михаила метнулся от медсестры к ребёнку, потом к документам.
«Но… отец…»
Медсестра удивлённо подняла бровь. «О, он не биологический отец, — пояснила она. — Это подтвердили в больнице для страховки. Всё задокументировано».
Елена не просто вышла из той комнаты.
Она ушла — свободная.
Прошли недели.
Квартира была просторной, залитой солнцем и эхом воспоминаний. Анастасия пыталась сделать её уютной, но Михаил чувствовал разницу. СтИ каждый раз, когда ребёнок плакал по ночам, Михаил вспоминал глухое эхо её трости в коридоре — последний звук, который он слышал, прежде чем всё в его жизни разлетелось на осколки.
