«Какой бред несешь, Ульяна?!» – Олег швырнул бумагу на стол, кулак обрушился на столешницу. «Какая экспертиза? Совсем с катушек слетела?»
«Не ори!» – Ульяна вскочила с дивана, глаза сверкали яростью. «Я обязана знать! Настя всё меньше на тебя похожа, и ты видишь!»
«Она – моя дочь!» – взорвался Олег. «Наша! Заикнусься снова об этой дьявольщине…»
«И что ж? – вызывающе подбоченилась Ульяна. – Спровадишь? Давай! Но сначала разберемся, чей ребенок растет у нас!»
Олег рухнул на стул, провел ладонями по лицу. Такого шторма в их семье не знали. Даже в лихолетье криков не было.
«Что с тобой, Уля? – выдохнул он. – Откуда дурацкие мысли? Настю из роддома я забирал. Не помнишь?»
«Помню, – сквозь зубы процедила жена. – Но вопросы остаются.»
Подошла к серванту, достала альбом, разложила фотографии перед мужем.
«Смотри. – Ткнула пальцем. – Год. Светлые локоны, васильковые глаза. Три года. Без перемен. А вот – пятнадцать. Темные пряди, карие очи. Объясни, как?»
«Дети растут, меняются… – попытался парировать Олег. – Переходный возраст…»
«Гормоны цвет глаз не меняют! – перебила Ульяна. – И кудри в гладь не превращают! Рост? Пятнадцать – и выше меня на голову! Откуда, если мы невелики?»
Олег молча вглядывался в снимки. Преображение было разительным. Белокурое дитя превратилось в высокую черноволосую девушку с южными чертами.
«Может, в прабабушку, – неуверенно предположил. – Генетика – штука сложная.»
«В какую?! – возмутилась Ульяна. – Мои – славяне, твои – тоже. Пращуры – те же. Откуда восточная кровь?»
Вошла Настя. Стройная, высокая, с темной косой и большими карими глазами. Красивая, но чужая.
«Чего кричите? – оглянулась с отца на мать. – Соседи стучали уже.»
«Ничего, дочка, – поспешил Олег. – Мама не в духе.»
«ше? – Настя села на диван, поджав ноги. – Работа достала?»
Ульяна пристально изучала дочь. Спокойная, рассудительная – полная ее противоположность. И внешне – чужая.
«Насть, скажи откровенно, – неожиданно спросила она, – тебе и в голову не приходило, почему на нас не похожа?»
«Уля!» – возмутился Олег.
«Что «Уля»?! – повернулась жена. – Пусть ответит. Это ее касается.»
Настя пожала плечами.
«Не знаю. Не думала. Разве важно? Вы – мои родители.»
«Конечно, солнышко, – Олег обнял девчонку. – Мама просто устала.»
Ульяна глядела со стесненным сердцем. Муж и дочь понимали друг друга без слов. Она же чувствовала себя лишней в родном доме.
«Иди уроки учи, – сказала она. – Нам с папой надо поговорить.»
Настя кивнула и вышла. Олег проводил ее взглядом, обернулся.
«Зачем ее травмируешь? – тихо спросил. – Она не виновата.»
«А кто? – Ульяна села напротив. – Олег, хочу знать правду. Если Настя наша – экспертиза подтвердит. А если нет…»
«Если нет – что? – пресек он. – Ребенка на улицу? Перестанешь любить?»
Ульяна замолчала. Сама не знала, что будет, если подозрения оправдаются.
«Люблю ее, – призналась. – Но истину хочу знать.»
Олег встал, подошел к окну. Дети играли, мамы с колясками гуляли. Обычная жизнь без места таким подозрениям.
«Уля, а если правда окажется горькой? – спросил, не оборачиваясь. – Что тогда?»
«Не знаю, – честно ответила. – Но жить не зная – больше не могу.»
Вечером Олег метался без сна. Утром была семья. Теперь – руина.
Рядом ворочалась Ульяна. Тоже не спала.
«Олег… – позвала шепотом. – Не спишь?»
«Нет.»
«Скажи честно… сомнения были?»
Помолчал, вздохнул.
«Были. Гнал прочь. Настя для меня родная, что б ни вышло.»
«Понимаю. Но иначе не могу.»
Утром за завтраком Настя почувствовала ледяное напряжение.
«Мама, папа… что-то случилось?» – спросила она, намазывая хлеб маслом.
«Пустяки. Взрослые дела, – ответил Олег.»
«Могу чем помочь?»
Ульяна глядела на дочь. Открытое лицо, добрые глаза. Хорошая девочка.
«Нет, родная. Сами справимся.»
Настя допила чай, собралась в
Через полгода в тихое воскресное утро они сидели на кухне за накрытым к завовике столом, пили ароматный чай из самовара и смеялись над чем-то Лизой, и Светлана вдруг поймала себя на мысли, что у неё теперь двое детей: одна — та, неизвестная, где-то там, в другом мире и времени, с её кровью и чертами лица, а вторая — вот эта, родная сердцу и душе, чьи карие глаза сияли счастьем и доверием, когда она передавала им пирог, и ради этой второй она была готова на всё, как и суровый, но бесконечно любящий Игорь, молча протягивавший дочери салфетку.
