Ну, слушай, история тяжелая, душевная. Значит, так: ужин закончился полным развалом.
– Ты вообще с катушек слетел? – Марина швырнула салфетку на стол, чуть не задев бокал с вином. – Притащить её сюда, в наш дом!
– Мариша, успокойся, – Никита нервно поправил воротник рубашки. – Ничего страшного. Обычные рабочие вопросы.
– Рабочие? – голос Марины взвизгнул. – В десять ночи? Со свечками и шампанским?
– Обсуждали новый проект…
– Какой проект, Никит? Какой проект с этой… этой Снежаной?
Никита отвел взгляд. На столе стояли тарелки – он старался, готовил плов, хотел порадовать жену. И все прахом пошло из-за дурацкого звонка.
Марина поднялась и заходила по кухне. Сорок три, а выглядела моложе. Подтянутая, ухоженная. Никита всегда друзьям говорил, что ему с женой повезло.
– Внимательно слушай, – она остановилась напротив и уперлась руками в бока. – Я не дура, хоть ты меня за такую держишь. Эта деваха звонит каждый день, ты на работе засиживаешься, домой приходишь в её духах.
– Марин, ты раздуваешь…
– Раздуваю? – она достала телефон. – А это что? Пятнадцать её звонков только за сегодня!
Никита побледнел. Забыл, что у них общий аккаунт, Марина все видит.
– По работе звонила…
– По работе! – Марина горько фыркнула. – В субботу? В воскресенье? В полночь! Что за работа такая авральная?
Никита молча вертел вилку. Двадцать два года вместе, а в таком состоянии он жену не видел. Даже когда деньгами туго было, когда мать её болела. Держалась. А сейчас – на срыв.
– Никит, – голос её стал тише, но больно колол, – я же вижу. Влюбился.
– Нет, – покачал он головой, но звучало это фальшиво даже для него.
– Не ври! Себе не ври! Двадцать два года рядом! Думаешь, не замечаю? Ты светишься, когда она звонит. Глаза горят, когда на работу собираешься. А домой придешь…
Марина не договорила, но Никита понял. Дома он хмурился, срывался. Дом был серым и скучным после офиса, где Снежана.
– Марин, давай спокойно, – попросил он.
– О чем? – она села напротив. – О том, как ты переменился? Как я тебе не видна? О том, что мы уже месяц по-настоящему не разговариваем?
Никита посмотрел на жену пристально. Когда он последний раз интересовался её делами? Спрашивал, как день? Все мысли были о Снежане.
– Молодая? – тихо спросила Марина.
– При чем тут…
– Сколько ей, Никит?
– Двадцать восемь.
Марина кивнула, словно худшие подозрения подтвердились.
– Ясно. А мне сорок три. Состарилась я для тебя.
– Глупости.
– Глупости? – она подошла к прихожей. – Посмотри, Никит. Морщинки тут, седина, которую каждый месяц замазываю. А она – молодая, красивая, без детей, без забот.
– У нас ведь детей нет, – напомнил Никита.
– Нет, – согласилась Марина. – Моя вина. Не смогла родить.
– Марин, не надо…
– Надо! Сказать все! Пятнадцать лет чувствую себя виноватой. Каждый раз, видя чужих детей, думаю: вдруг Никит меня за это корит? Вдруг уйти хочет к той, что родит?
Никита встал, хотел обнять, но она отшатнулась.
– Не трогай. Отвечай честно: любишь её?
Тишина. Никита смотрел в пол, Марина ждала. На кухне тикали старые часы, купленные на третью годовщину.
– Не знаю, – выдавил он наконец.
– Не знаешь или признаться страшно?
– Марин, все сложно…
– Для меня – нет, – она села и сложила руки. – Любишь меня или её. Третьего не дано.
Никита рухнул на стул рядом. В голове месиво. С одной стороны – жена, с ней лучшие годы прошли. Поддерживала всегда, верила, когда бизнес открывал. С другой – Снежана, ворвалась полгода назад и все вверх дном поставила.
– И что ты с ней чувствуешь? – продолжила Марина. – Что в тебе происходит?
– Молодость, – признался он. – Будто мне опять двадцать пять.
– А со мной?
– Чувствую себя мужем.
– И это плохо?
– Нет… Но скучно.
Марина кивнула, словно главный ответ получила.
– Значит, я обуза.
– Не обуза. Ты прекрасная жена, Мариш. Самая лучшая.
– Но разлюбил
Сиротливо моргая фарами по мокрому асфальту, он вдруг осознал, что желанная молодость обернулась ледяным одиночеством в чужой квартире, где даже чайник свистел не так, как дома.
