Воспоминания о любви, выросшей из обмана
— Пелагея Фёдоровна, молю вас! Не увольняйте! Двое детей, ипотека! — Лариса стояла перед директором, мну в руках помятые листки. — Исправлюсь, клянусь!
— Лариса Геннадьевна, вы предъявили фальшивый диплом. Это тяжкое нарушение, которое…
— Я же планировала доучиться! Честное слово! Год оставался до защиты в пединституте! — перебила её учительница младших классов, и слёзы хлынули по щекам. — Пелагея Фёдоровна, дайте шанс!
Директор школы номер семнадцать взглянула на молодую женщину с жалостью. Лариса работала третий год, дети её обожали, родители хвалили. Но закон суров.
— Ладно. Месяц дан на представление настоящего диплома. Иначе…
— Спасибо! Благодарствую! — Лариса рванулась к выходу, но на пороге обернулась. — Как узнали-то?
— Из районо проверка кадров была. Наткнулись на несоответствие случайно.
Лариса выскочила из кабинета и чуть не сбила с ног физрука Григория Павловича. Высокий, седоволосый мужчина лет пятидесяти пяти придержал её за руку.
— Что стряслось, Лариса Геннадьевна? Белее снега.
— Григорий Павлович, всё кончено! — всхлипнула она. — Увольняют!
— За что же?
Лариса замешкалась. Стыдно было открывать правду. Григорий Павлович славился принципиальностью, безупречная репутация, в школе он двадцать лет отработал.
— Документы подкачали, — пробормотала она невнятно.
— А что именно? Может, помогу?
Она взглянула на него заплаканными глазами. Григорий Павлович относился к ней по-отечески, конфетой угощал, про детей спрашивал. После развода так не хватало мужского участия.
— Диплом… Проблема с дипломом.
— Потерялся, что ли?
— Да, — солгала Лариса, уцепившись за соломинку. — В переезде пропал. А дубликат хлопотный, бюрократия сплошная.
Григорий Павлович задумчиво потер подбородок.
— А где учились? В каком году?
— В Московском пединституте, — ответила Лариса без запинки. В действительности она отучилась лишь три курса, потом замуж, дети, и учёбе конец.
— Знаете, у меня там приятель в архиве. Может, ускорит дело. Фамилия ваша какая? По мужу или девичья?
Лариса почувствовала, как затягивает болото лжи глубже.
— По девичьей. Лариса Геннадьевна Сорокина.
— Ладно, переговори с Саввой Ильичом. Он архивом заведует. Со студенческих лет знакомы.
— Григорий Павлович, вы… так добры, — прошептала Лариса. — Не знаю, как отблагодарить.
— Да полно! Коллеги же. Друг другу помогать надо.
Вечером дома Лариса металась по кухне зверем загнанным. Семилетний Антон уроками занимался за столом, пятилетняя Злата в углу куклами играла.
— Мам, чего плачешь? — спросил мальчик.
— Ничего, сынок. Устала.
— Папа придёт?
— Нет, Тошенька. Папа теперь отдельно живёт, помнишь?
Лариса взглянула на детей, сердце сжалось. Ради них и пошла на подлог. Работа нужна была, любая, лишь бы платили. А школа даёт льготы, соцпакет.
Назавтра Григорий Павлович подошёл на перемене.
— Лариса Геннадьевна, говорил я с Саввой Ильичом. Архивы проверил.
Сердце ёкнуло.
— И?
— Дело странное. Фамилии вашей среди выпускников нет. Может, год ошибочный? Факультет уточните?
Земля поплыла из-под ног. Срочно выдумать что-то!
— Григорий Павлович, я, видать, путаю. После развода голова дурная. Может, в другом институте? Вспомню — скажу.
— Конечно, не терзайтесь. После потрясений и не такое бывает.
Он глядел с такой заботой, что стыднее стало. Вдовец Григорий Павлович, жена три года назад от рака умерла. Детей не было. Говорили, страдал сильно, даже за границу уезжал отдуши искать.
— Григорий Павлович, угостить вас обедом? За помощь?
— Да что вы, Лариса Геннадьевна! Лишние траты!
— Нет, хочется. Вы обо мне печётесь. А я даже про вас толком не знаю, кроме физкультуры.
Григорий Павлович смутился.
— Разве что в буфете школьном. Котлеты там неплохие.
За обедом разговорились. Оказалось Григорий Павлович рыбалку любит, исторические романы читает, по выходным на дачу. Один в двухкомнатной живёт, сам готовит.
— А вы как-то? С детишками одной тя
И годы спустя, когда их седины слились воедино, а внуки заливисто смеялись на дачной веранде, Оксана понимала, что то давнее, отчаянное вранье стало лишь первой искренне павшей слезой на пути к их общему, светлому, нерушимому семейному благополучию.
Ложь, породившая любовь