Дневник. Запись от 10-го января.
Говорят, свадьбы показывают людей с лучшей стороны. Но бывает, они обнажают и худшую.
С самой помолвки с Михаилом чувствовала: главная трудность – не списки гостей, не бюджет и даже не подготовка. Нет. Это будет матушка. Ирина Петровна. Она всегда притягивала взгляды. Эффектная, уверенная волевая женщина, привыкшая всё решать сама. Мою свадьбу она восприняла не как праздник нашей любви, а как ещё одну сцену для собственного триумфа.
Сначала старалась не замечать её колкости – восхищение тем, как ей идет белый цвет, ностальгию по своему старинному подвенечному платью, фразы вроде: «На свадьбе у твоей тёти все думали, что я – невеста». Но когда случайно узнала, что она тайком заказала визажиста и парикмахера себе на утро свадьбы, по спине пробежал холодок.
Потом было платье.
Я выбрала простое, элегантное белое. Оно отражало мой характер. Но однажды, заглянув к маме без предупреждения, увидела на кухонном столе чек: индивидуальный пошив роскошного белого вечернего платья, расшитого жемчугом, с длиннейшим шлейфом. Послание было ясно: Ирина Петровна собиралась прийти на дочернюю свадьбу в белом.
Я спросила прямо, надеясь на объяснение или хотя бы отрицание. Но она лишь улыбнулась: «Доченька, от меня ждут блистательности. Не моя вина, если невеста меркнет рядом».
Ошеломлённая, сжатая в комок обиды и непреклонности, я поняла: надо брать под контроль не только свадьбу, но и свою судьбу.
С подругами придумали план. Смелый.
В день свадьбы гости, входя в зал ресторана «Зарядье», замерли. Все подружки невесты – от свидетельницы до маленьких девочек с цветами – были одеты в ослепительно белое. Их платья струились, изящные, удивительно похожие на подвенечные. Будто весь «девичий поезд» сошёл с подиума.
И вот вошла мама.
Она застыла.
Её уникальный наряд, созданный для сенсации, стал просто одним из многих белых платьев. Ни восхищённых возгласов, ни шепота не последовало. Взгляды не устремились к ней. Она просто… растворилась в общей белизне.
И тогда зазвучала другая музыка.
Все взгляды устремились к дверям зала.
Там стояла я. Не в белом. Моё платье – пылающе-алого и сиющего золотом – сверкало на свету, словно пламя на чистейшем снегу. Я сияла. Величие и незабываемость – это был мой момент.
Аудитория ахнула. Защёлкали камеры мобильных. Даже Михаил застыл, поражённый.
В море «невест» мама всё поняла. Дочь её перехитрила. Элегантно и сокрушительно.
Церемония прошла. Клятвы с Михаилом почтительно затмили заботы о нарядах. Но позже, уже на гулянии, заметила: мама сидит в углу, непривычно тихая и отстранённая, её обычная стать куда-то ушла.
Уже после торта, ближе к последнему танцу, подошла к ней.
«Сегодня вы были прекрасны, мама», – сказала мягко.
Она подняла глаза. Ни самодовольства, ни соперничества в них не было. Только тихая, даже нежная улыбка.
«И ты. Никогда не думала… что меня затмишь именно ты».
Я взяла её руку. «Речь не о том, чтобы затмить. Я лишь хотела, чтобы этот единственный день был всецело моим».
Она медленно кивнула: «Ты получила его. И заслужила».
В тот вечер, впервые за долгие годы, мы не спорили. Смеялись. Вспоминали. Пятно света сместилось вместе с чем-то куда более глубоким. Чувствовалось теплее. Похоже, наша с матерью история соперничества начала менять свой оттенок. Возможно, к взаимопониманию.
