Одна против всех
Марина впервые увидела маяк в книжке, когда ей было пять. На картинке он стоял гордый и неприступный, а вокруг бушевали волны, чёрные, как смоль. Девочка прикоснулась пальчиком к странице и прошептала: «Я буду там жить». Родители рассмеялись. Бабушка покачала головой: «У тебя фантазия — как у сказочника». А тётя Лида лишь фыркнула: «Ерунда всё это. Лучше бухгалтером стань».
И Марина стала. Поступила на радиотехника, потому что это звучало солидно. Но сердце по-прежнему тянуло к морю. После пар она чертила в тетрадях башни, перечитывала Жюля Верна, слушала шум прибоя в наушниках, а каждое лето уезжала к воде.
«Ну что за причуда? — ворчала мать. — Все люди как люди — в Сочи отдыхают, а она — в какую-то Териберку!»
«Мне нравится север», — улыбалась Марина.
«Тебе бы семью завести, а не по маякам скитаться!»
После института Марина устроилась в контору по ремонту навигационных приборов. Работа — обычная: схемы, паяльник, документация. Но однажды начальник сказал:
«Есть место. На Крайнем Севере. Посёлок, станция при маяке. Хочешь?»
Она молча кивнула. Будто всю жизнь ждала этих слов.
«Тяжело там. Вахта — три месяца. Только маяк да старый смотритель. Местные изредка навещают».
«Я согласна».
Мать устроила сцену:
«Ты хочешь сгинуть в этой глуши? Совсем рехнулась?! Мы тебя в люди вывели, а ты к чёрту на рога!»
«Мама, это моя мечта».
«Мечта — в нищете маячить?»
Отец молча курил у окна. Потом сказал:
«Пусть едет. Пусть попробует».
Посёлок звался Заливино. Горстка домов, причал для рыбаков, лавка и маяк на скале. Когда Марина впервые ступила на берег, ветер едва не сбил её с ног. Море гудело, чайки визжали, небо нависало тяжёлое, будто вот-вот прольётся. Но в груди пело.
«Ты Марина?» — подошёл высокий старик в потрёпанной куртке. «Я Егорыч. Смотритель. Здешний домовой».
Он рассмеялся, взял её сумку и повёл к домику у башни. Там пахло хлебом, керосином и травами. На столе — лампа, на полках — книги да морские камешки.
«Вот твоя келья. Маяк — твой. Станция древняя, но живая. Поможешь содержать».
«Справлюсь».
«Не сомневаюсь. Вижу — ты с морем на ты».
Сперва было трудно. Ветры, тишина, долгие ночи. Марина наладила аппаратуру, подружилась с местными — особенно с Аней, худенькой продавщицей из лавки.
«Поговорить с тобой — будто чаю с малиной выпить. Душа оттаивает», — говорила та.
А Марина по вечерам сидела на ступенях маяка и писала письма. Себе. В будущее. В прошлом — только чужие ожидания. Теперь — только она сама.
Как-то пришла посылка. Из города. Письмо от матери:
«Ты, конечно, чудиха. Мы с Лидой не понимаем, что ты там нашла. Но отец хвастается. Приезжай, если передумаешь. Или хоть напиши».
Марина вздохнула. Где-то внутри впервые за долгое время потеплело.
Прошли три месяца. Марина собиралась домой. Маяк стал родным. Егорыч обнял её крепко:
«Возвращайся. Без тебя тут пусто».
В городе её встретили холодно. Мать дотошно осмотрела вещи, тётя Лида заявила:
«Бред всё это. Вернись к нормальной жизни».
Но Марина уже знала: не вернётся. Решение было её. Только её.
Через полгода она снова стояла у маяка. Шторм затихал. Егорыч махал рукой:
«Ну вот, а я уж пирогов напёк!»
Теперь у неё был свой угол в домике, табличка на двери: «Инженер навигации. Марина Морская». Так её прозвали местные.
«Ты как стихия, — говорил Егорыч. — То бушуешь, то согреваешь».
Катя, девочка с соседней улицы, приносила рисунки — маяки, как когда-то Марина. Рыбаки оставляли у двери свежую треску. Кое-кто даже заигрывал.
«Егорыч, а ты как холостяком-то остался?» — спросила как-то Марина.
«Был женат. Да она утонула. Давно. С тех пор маяк — моя семья».
«Прости…»
«Не надо. Ты здесь — будто её голос снова слышу».
Однажды на маяке сломалась главная передатчик. Марина не спала сутки, связалась с начальством, вызвала помощь. Приехали специалисты. Среди них — парень лет тридцати, Игорь.
«Так ты и есть та самая Марина с маяка? О тебе легенды ходят».
«Да брось. Я просто делаю своё дело».
Они пили чай, смеялись, спорили о схемах. Игорь задержался на пару дней. Уезжая, сказал:
«Я вернусь. Если не возражаешь».
«Буду возражать, если не вернёшься».
Марина стояла на скале. Волны бились о камни. За спиной мерцал её маяк. Ветер играл прядями волос. Она раскинула руки и крикнула:
«Эй, мир! Я нашла себя!»
И мир ответил — рокотом волн, светом башни и тихим голосом внутри: «Ты дома».
С тех пор Марина не сомневалась. Потому что каждый вечер, когда зажигался огонь на вершине, она знала: кто-то в море увидит этот свет и найдёт дорогу.
А это — бесценно.
Весна в Заливино пришла внезапно. Снег не таял — испарялся. Будто уходил, не попрощавшись. Марина стояла на крыльце маяка, смотрела на свинцовое море и чувствовала то, зачем приехала: покой.
«Ну что, Морская, готова к сезону?» — Егорыч вышел с кружкой чая.
«Почти. Осталось пару проводов сменить, и можно запускать автоматику. Начальник звонил — новое оборудование обещал».
«Справишься?»
«Я — да. А ты?»
«Мне не впервой. Я с этими маяками аж с семидесятого года».
Он кивнул в сторону залива, где вода играла бликами.
«Но людей жаль. Местные боятся, что станцию закроют. Ты же слышала разговоры?»
Марина слышала. В посёлкеИ когда через год первый туристический корабль подплыл к Заливино, все увидели, как на старом маяке зажглись не только сигнальные огни, но и гирлянды, которые Марина с Игорем развесили накануне — чтобы свет был ярче и радостнее.