Мама, свекровь и я на краю
— Ты точно уверена, что свекла не навредит малышу? — спросила свекровь, помешивая борщ.
— Мам, она третий день варит один и тот же суп, — вздохнул Игорь. — Можно я просто доем и пойду?
— Это лечебный борщ! — свекровь тряхнула ложкой. — А твоя мать солит, как на фронте! Это ж ребёнку вредно!
— Простите, я вырастила троих, — спокойно ответила Анна Петровна, мама Оли, доставая из холодильника кастрюлю. — Все здоровы. А это борщ с фасолью. Белок!
— Свекровь, фасоль — тяжёлая пища! Мы не в деревне!
— А у нас не в столовой! — огрызнулась Анна Петровна.
Оля сидела на табуретке, обнимая живот и мечтая, чтобы кто-нибудь выключил этот спектакль. Беременность — седьмой месяц, и раньше она думала, что главное — не мутило. Теперь знала: главное — не сойти с ума между двумя женщинами, каждая из которых знает, «как лучше».
Свекровь переехала сразу, как узнала о беременности. «Внук! Первый! У вас тесно, а я помогу». Мама Оли — через неделю: «Ты у меня одна, я всё брошу и приеду». Так в двушке поселилось три хозяйки.
— Я беременна, а не больна, — шепнула Оля Игорю вечером.
— Знаю. Потерпи. Мама уйдёт после родов.
— А моя?
— А твоя… может, тоже. Или подружатся?
Не подружились. Начали соревноваться.
Сначала — в уборке. Утром мама мыла пол, к вечеру свекровь перемывала — «сквозняк, пыль, микробы». Потом — в покупках. Распашонок стало три комплекта — на 56, 62 и 74. Все голубые. Хотя пол ещё не знали.
А потом началось за кресло-качалку.
— Я его выбрала! — заявила свекровь.
— А я купила! — парировала Анна Петровна.
— Я первая предложила!
— А я первая принесла!
— Оно будет у меня в комнате, — твёрдо сказала свекровь.
— С чего вдруг?! — возмутилась Анна Петровна. — Оля будет кормить в нём. Пусть в её комнате.
— Я вообще-то думала в нём спать с малышом, — тихо вставила Оля.
— Зачем? Устанешь! Пусть со мной! — воскликнула свекровь.
— Или со мной! — не уступала мама.
— А я, извините, где?! — взорвался Игорь. — Я ведь отец!
— На кухне. Там диван, — хором ответили обе.
Наутро кресло исчезло. Ни у кого.
— Где кресло? — спросила Оля.
— Переехало, — буркнула свекровь.
— Спрятано, — прошипела мама.
Война. На кухне — не борщ, а лёд. Молчание. Взгляды, как ножи. Игорь задерживался. Оля ела творог в ванной.
— Хватит, — сказала она вечером. — Это мой ребёнок. Моё тело. Моя жизнь. Я не просила «помощи».
— Ну… они хотели как лучше…
— Они хотят как им. А ты молчишь. Привык. А я — нет.
Ночью Оля не спала. Утром пошла по объявлениям. Вернулась с ключами.
— Что это? — спросил Игорь.
— Двушка. Сняла. Уже договор подписала.
— Оль…
— Я не от тебя. Я к себе. Хочешь — поехали. Нет — увидимся в роддоме.
Он молчал.
Через час она вышла с чемоданом. У подъезда стояло кресло-качалка. Вязаный плед, подушка с мишками. Она улыбнулась. Позвонила в благотворительный фонд. Через два часа кресла не было.
Новая квартира пахла свежестью. Оля расставила вещи, заварила чай, включила музыку. Впервые за месяцы — просто легА через год, когда Тёма сделал первые шаги, Оля поняла — всё было правильно, потому что теперь они жили не в войне, а в мире, и каждый был на своём месте.