В деревне все знали и сторонились Степана за его скверный нрав. Жил он с тихой Марфой, но радости в их доме не было — детей Бог не давал. Прожили вместе двенадцать лет, а колыбель так и пустовала.
И вдруг как снег на голову — Марфа умерла. Мать догадывалась, что дочь нездорова, но та молчала.
— Дитятко, что-то ты бледная стала, — тревожилась мать, когда та заходила в родительский дом.
— Пустяки, матушка. Устаю только, голова побаливает. Отдохну — и всё как рукой снимет. Не печалься, — отмахивалась дочь.
Жаловаться Марфа не привыкла, тем более мужу. Тот терпеть не мог женских недомоганий.
— Нечего нюни распускать! Вечно у вас то голова, то поясница. Работать неохота — вот и притворяешься! Хозяйство забросила, а сама валяешься. Никто тебя тут жалеть не станет! — огрызался Степан.
Прошёл год после похорон. Жил Степан один, но мысль о новой жене не давала покоя. Одному тошно, хоть и свыкся с одиночеством. Приглядывался к деревенским бабам.
— Жену брать надо бездетную, — размышлял он. — На кой мне чужие отпрыски? Да все мои ровесницы либо с приплодом, либо старые клячи. Молодую взять? Да кто за такого, как я, пойдёт?..
Степан понимал: характер у него тяжёлый, соседи сторонятся, друзей нет. Выбор пал на Дуню — тихоню, работящую да скромную.
Как-то встретил её у калитки — будто случайно, а нарочно поджидал:
— Дунька, подойди-ка сюда!
Та подняла глаза, увидела Степана и покорно подошла.
— Добрый день, — робко поздоровалась.
— Здорово, — буркнул он. — Слушай, присмотрел я тебя. Не пойдёшь за меня? Хозяйство крепкое, жить будем в достатке. Детей нарожаем — наследников мне оставить некому.
— Ой, не знаю… — зарделась Дуня. — С матушкой посоветоваться надо.
— Ладно, советуйся. К вечеру зайду.
Дома Дуня прямо с порога заявила:
— Мам, замуж, кажись, выхожу.
— Как так? За кого? Женихов-то у тебя и не видать.
— Степан свататься придёт…
— Ой, дитятко! Да он же старше тебя вдвое! Характер у него — хоть святых выноси. Не зря шепчутся, будто первую жену заездил — то ли работой, то ли руганью. Кто его разберёт?
— Мам, что мне думать? Женихи мимо проходят, годы бегут. А может, люди зря наговаривают?
Дуня вышла за Степана. Деревня судачила первые месяцы. Кто жалел:
— Зря девка за него пошла. Жестокий он, чёрствый.
Другие же говорили:
— Повезло Степану. Скромницу взял — будет слушаться да трудиться.
Так и вышло. С соседями Степан был груб, тещу терпеть не мог, Дуню к матери пускал редко.
— Деспот, чистый деспот! — шептала мать, когда дочь тайком пробиралась к ней.
— Всё хорошо, матушка. Найду к нему подход. Пусть ворчит — я молчу. Только Богу молюсь, чтоб терпения хватило, — утешала Дуня.
— Ох, дитятко, с таким-то брюзгой всю жизнь молиться придётся, — вздыхала мать, смахивая слёзы.
За пять лет Дуня родила двух сыновей. Не сказать, чтоб Степан их не любил, но по-своему: орал да ругался почём зря. Мать шептала детям:
— От батьки подальше держитесь. Попадёте под горячую руку — беды не оберётесь.
Мальчишки быстро смекнули — во дворе появлялись редко. Подросли, но Степану всё было не угодить:
— Где шляются эти дармоеды? Хозяйством заниматься надо, а они по дворам шляются! Это ты их распустила! — кричал он на жену.
Дуня привыкла. Махнёт рукой да промолчит. Молодая, да мудрая — всё хозяйство на ней держалось. А Степан запил. Буянил, всех крыл.
Соседи слышали, но не лезли — себе дороже. Со двора доносилось:
— Все вы мне надоели! Горблюсь, а в доме ни уважения, ни покоя!
Пьяный рёв разносился по всей улице. Иногда Дуня вставляла слово:
— Сам женился, сам детей захотел. Чего теперь недоволен? А сколько пропил — не считал?
Но лучше бы молчала — его не перекричишь.
— Надоели! Никакого мне покоя! Ещё и детей против меня настраиваешь! Не твоё дело, сколько я выпил!
— Дуня, как ты его терпишь? — рыдала мать. — Я б давно ноги унесла!
— Детей поднимать надо, матушка. Пусть орёт — я не замечаю. Ради сыновей терплю.
Соседи дивились её терпеливости:
— Ну и Дуня! Как такое выносит?
Шли годы. Сыновья выросли, уехали в город, устроСыновья женились, а Дуня, дождавшись внуков, наконец обрела покой — хоть и поздно, но всё же научилась жить для себя.
