Наследство для пустоты и зеркало для души: исповедь бабушки из дома престарелых
Ох, внученька, садись поближе, расскажу тебе одну историю из своей жизни. Вот я уже здесь, в доме для стариков, а память часто возвращает меня к тому дню, когда я собрала своих детей, чтобы объявить завещание. Их было пятеро, и смотрели они на меня по-разному — кто-то нетерпеливо, как на вокзале перед поездом, что увезёт в лучшую жизнь, а кто-то просто сидел тихо, будто и был рядом, но будто и нет.
Лидия, старшая, в своей шёлковой блузке и сверкающем браслете, то и дело поглядывала на часы — у неё, мол, через час важная встреча в центре Москвы. Какие у неё проблемы? Связи, карьера, бизнес. Сергей, второй, поправлял галстук, бубнил что-то о срочной сделке и подмигивал мне, как когда-то со своим «бизнесом по разведению улиток».
Анна сидела в углу, грустная, с ипотекой, больными детьми и мужем, едва сводившим концы с концами. Александр, старший, молчал, как всегда — холодный, отстранённый. И только Михаил, младший, сидел в стороне, не глядя ни на кого, просто присутствовал.
Я смотрела на них, на пять конвертов, лежавших передо мной на столе. Знала — говорить надо просто, без юридических заморочек.
— Для каждого из вас есть письмо от меня, моя последняя воля, — сказала я.
Взяла первый конверт и протянула Лидии.
Она так уверенно вскрыла его, ожидая важных бумаг, денег, наследства. А там… пусто, лишь маленькое зеркальце. Её лицо исказилось — недоверие, злость, разочарование.
— Это что? — прошептала она. — Шутка?
Я ответила тихо:
— Там всё, что я хотела тебе оставить. Можешь посмотреть на себя.
Помню, как полгода назад я болела, сломала ногу и просила Анну хоть продукты привезти. А она? Говорила, что у неё депрессия, нет сил, а потом в соцсетях — весёлые фото из ресторана. И рассказывала мне, как ей тяжело.
Потом взял конверт Сергей. Вскрыл, увидел зеркало и нахмурился.
— Ты что, хочешь сказать, что мы ничего не получим? — прохрипел он. — Закон на нашей стороне!
Я посмотрела на него строго:
— Помнишь, как ты продал нашу старую «Волгу» за гроши, а потом её перепродали за миллион? Ты украл у меня не только деньги, ты украл память об отце. Посмотри в зеркало — может, увидишь там не бизнесмена, а вора.
Он вскочил, кричал, грозился судом, но я стояла твёрдо.
Анна не выдержала, разрыдалась, клялась в любви, но я знала — это игра.
Взяла конверт Анны. Она дрожащими руками открыла его — и снова зеркало.
— За что? Я же всегда была рядом! — умоляла она.
— Ты только жалела себя, — сказала я. — Помнишь, как просила денег на «лечение» сына? А он был здоров, а вы поехали на курорт. Твоя «жалость» — спектакль для зрителей.
Молчал Александр, который ни разу не просил, не давал, даже на похоронах отца стоял, как каменная стена. Взяла его конверт, он молча открыл — и снова зеркало.
— И что я сделал не так? — спокойно спросил.
— Ты просто отсутствовал, — ответила я. — Тебя не было рядом, когда это было нужно.
Наконец, Михаил — последний. Он не хотел брать конверт, просил не делать этого. Но я сказала:
— Нужно, сынок.
И он открыл его. А там — не зеркало, а настоящее завещание: весь дом, счета, имущество — всё его.
Он был единственным, кто не видел во мне проблему или «дойную корову». Он был рядом, потому что любил.
Я смотрела на их лица — гнев, удивление, разочарование.
— Справедливости не бывает, — сказала я, — её создают. И сегодня я установила свою.
И попросила их уйти.
Вот так, внучка, жизнь расставила всё по местам. Иногда самое ценное, что можно оставить, — это зеркало, чтобы посмотреть правде в глаза. А иногда — настоящее тепло и любовь, которые не купишь за деньги.
