— Мама, опять этот нищий к тебе пришёл! — дочь брезгливо сморщила нос.
— Какой же он нищий? У него есть комната. Просто человек несчастный.
С этими словами мать вышла на лестничную площадку и, ласково улыбаясь, стала звать гостя в дом. Тот отнекивался, смущённо попросил в долг. Она принесла нужную сумму и бутерброды в целлофановом пакете:
— На, возьми, подкрепись.
Он ухмыльнулся дырявым ртом, где не хватало передних зубов, пообещал вернуть через неделю и вышел на улицу, где его ждали такие же обтрепанные и немытые друзья.
— Ну зачем ты его, этого… бомжа, принимаешь? — с вызовом протянула дочь. — Вечно даёшь деньги, которые он не отдаёт!
— Как не отдаёт? Бывало, возвращал.
— Да брось! Раз-два за всю жизнь. Кстати, почему у него кличка такая — «Держись»?
— Это его любимое словечко. Всем говорит: «Держись!» — подбадривает, если у кого-то дела плохи. А вот сам не удержался. Он ведь не старый. Выпивка никого не красит, да ещё и несчастная любовь. Безответная. Он меня любит, а я — нет.
— Лю-ю-бит?! Тебя?! Вы что… у вас с ним что-то было?! — дочь округлила глаза и даже приподнялась со стула.
Мать задумалась, стоит ли рассказывать, но всё же решилась.
— Мы давно знакомы. В молодости поссорилась я как-то с кавалером. Осталась без денег, ночью, на другом конце города. Телефонов тогда не было, да и звонить некому. Иду пешком. Машины останавливаются, но то денег не берут, то нагло предлагают «расплатиться» иначе. Таксисты — народ особый… А тут как раз Санька проезжал. Работал тогда шофёром.
— Девушка! Не подскажете, где тут у нас Пальма-де-Майорка? — кричит.
Я, дура, не поняла шутку, стала объяснять, что не знаю. А он смеётся:
— Садись, красавица, поедем искать вместе!
Потом я уже узнала, что это курорт в Испании. Мы мечтали туда съездить — где небо бирюзовое, море синее, а горы изумрудные. Но на свою беду познакомил он меня с другом. Увидела его — и пропала. Как же я его любила! Дура…
Сыграли свадьбу, а Санька, как водится, стал свидетелем и другом семьи. Муж оказался бабником. Намучилась я с ним, пока поняла, что он — пустое место. Через год забеременела. Контрацепции тогда не было, в СССР ведь секса не существовало. Зато аборты — пожалуйста. Уговорил меня «любимый» на это дело. Откуда только красноречие взялось?
Согласилась — и зря. Ох, как я настрадалась! Всю жизнь помнить буду. Тогда аборты делали в больнице на Ленинском. Конвейер. Там не только внутри скоблили, но и мозги прочищали, вытравливая всякую романтику. Без наркоза. Дышишь в маску — а толку? Боль адская! Доползла до палаты, а там такие же обманутые женщины. Сидим, убитые. Чувствую — ненависть к мужикам кипит.
И песня в голове: «Сладкую ягоду рвали вместе, горькую — я одна». Думаю: сволочи! Ни забот, ни проблем! И вдруг нянечка заходит с ведром тюльпанов и тортом! Огромный, килограмма на три, «Прага». Такие только на заказ в «Булочной №1» пекли. Сижу, в цветах, торт уплетаю, реву от счастья — любит, помнит!
А на крышке всего два слова: «Держись, Надь!». Все завидовали. Вернулась домой, сияю, хоть и еле жива. Глянула мужу в глаза — и всё поняла. Не он, а Санька обо мне переживал. В общем, развелась. Но с Санькой у нас не сложилось. Добрый, порядочный, а вот душа к нему не лежит. Пустота. Когда он понял, что не люблю и не полюблю — исчез. Потом слышала, на Север уехал, деньги зарабатывать. А я твоего отца встретила. Судьба смилостивилась.
Вернулся Санька в девяностых. Лихие времена. Бандиты по улицам шастали. Как раз сестра из Воронежа в гости приехала. Красивая. Её во дворе и прихватили. В машину затаскивают — тогда такое сплошь и рядом было. Насилуют — и либо бросят, либо прибьют. Никто не вмешался. Боялись. А Санька там с мужиками сидел, портвейн пил. Уже тогда спивался. Вот он и вступился.
Один из бандитов, здоровенный, дал ему в челюсть. Санька упал, но встал и камнем джипу стекло выбил. Сестру бросили, а его избивать стали. Господи, как же они его били! Звери! В больницу я к нему пришла. Он только на четвёртый день очнулся. Шепчет что-то. Прислушалась — песню Окуджавы бормочет:
«Врач резал вдоль и поперек,
Сказал: «Держись, браток!»
И я держался…»
Но бандиты не отстали. Квартиру у Саньки отжали — трёшку в центре. Он её на комнату променял, деньги им отдал. Те и комнату забрать хотели, да их посадили. Власть порядок наводила. Но Санька уже не выплыл. Врач тогда сказал — почки отбили, как мужчина он конченый. Вот он и сдался окончательно.
Мать замолчала. Дочь тоже молчала, потрясённая. Что тут скажешь?
**Прошёл год. В дверь позвонили. Нотариус пришёл — наследство оформлять. Принёс авиабилеты на мать с открытой датой, путёвку в Пальма-де-Майорку и деньги с продажи Санькиной комнаты. И записку. В ней два слова: «Держись, Надь».**
