В те времена
Анна Васильевна аккуратно расставила на столе фаянсовые тарелки, поправила вышитые рушники и украдкой взглянула на ходики. Супруг должен был вернуться с лесопилки через час — самое время ставить на плиту котлеты. Гречка уже доваривалась, солёные огурчики лежали в глиняной мисочке, ржаной хлеб нарезан ровными ломтями. Всё как полагается, всё как любил Иван Фёдорович.
— Мам, можно я к Галке сбегаю? У них из Питера новые пластинки привезли, — крикнула из светёлки восемнадцатилетняя Лидочка.
— Нет уж, Лидуня, отец скоро будет, ужинать будем всем домом, — не оборачиваясь, ответила Анна Васильевна. — После успеешь.
— Да что за неволя! Я ж уже взрослая! — вспыхнула девушка, но спорить не стала. Знала — мать своих правил не меняет.
Анна Васильевна усмехнулась. Восемнадцать — это ещё дитятко. Вот она сама в эти годы уже замуж вышла, а Лидка всё как ребёнок малый. Хотя, может, так и к лучшему. Пусть подольше поживёт в девичьей доле.
Дверь скрипнула, и в избу вошёл Иван Фёдорович. Дородный мужик с проседью в бороде, усталый, но довольный. Работа в лесу хоть и тяжёлая, зато кормила семью исправно.
— Здравствуй, хозяюшка, — чмокнул жену в щёку. — А запах-то какой славный.
— Твои любимые, с луком да с сальцем, — улыбнулась Анна Васильевна. — Садись-ка, сейчас подавать стану.
— А Лидка где?
— В светёлке, позову. Лида! Отец пришёл!
Девушка влетела в горницу, обняла родителя.
— Тятя, можно я после ужина к Галке сбегаю? Там новые кинокартины привезли…
Иван Фёдорович нахмурил брови.
— Какие ещё картины? Нечего заморской дрянью голову забивать. Сколеся тебе в техникум, готовься.
— Да тятя, да не заморские…
— Сказано — нет, значит нет! — рявкнул отец. — Анна, ты что ж её не воспитываешь? Совсем от рук отбилась!
Анна Васильевна поспешила вмешаться:
— Да что ты, Ваня, дитятко же молодое, любознательное. Лидуня, садись-ка, поедим, потом поговорим.
Ужин прошёл в молчании. Иван Фёдорович рассказывал, как начальство нормы увеличило, а расценки урезало. Анна Васильевна поддакивала, подкладывала мужу добавки, подливала чай. Лидочка молча ковыряла вилкой в тарелке.
— Хозяйка, а что народ про Семёновых болтает? — вдруг спросил Иван Фёдорович, вытирая бороду рукавом.
— Да что про них говорить? Живут тихо.
— Да не то. Слыхал я, Семёнова в контору устроилась, бумажки перебирает. А Семён дома с ребятнёй возится.
Анна Васильевна осторожно поставила чашку на блюдце.
— Ну и что ж тут такого? Может, им так сподручнее.
— Какое сподручнее? — вспыхнул муж. — Мужик должен семью кормить, а не пелёнки стирать! Бабе место у печи, а не в конторе. Не по-божески это!
— Да ведь если она больше получает…
— Никаких «если»! — стукнул кулаком по столу Иван Фёдорович. — Порядок должен быть! Мужик — голова, баба — шея. И баста!
Анна Васильевна молча опустила глаза и принялась убирать со стола. Спорить с мужем она не умела да и не желала. К чему ссоры, если можно промолчать? Может, он и прав — вот она всю жизнь по дому хозяйничает, и ничего, живут не хуже людей.
Лидочка искоса посмотрела на мать, потом на отца и тихо спросила:
— Ну хоть после ужина к Галке можно? Ненадолго.
— Нельзя! — рявкнул отец. — Сказано же! Марш уроки учить или прясть иди. Нечего по вечерам шляться!
Девушка вздохнула и побрела в светёлку. Анна Васильевна сжала в кулак кончик фартука — жалко дитятко, всё дома сидит, как в неволе. Да что поделаешь, коли отец не велит?
Через неделю Анна Васильевна встретила на базаре соседку Аграфену. Та вся сияла, будто именины справляла.
— Анна Васильевна, а ты слыхала? Моя Настёна в Москву едет, в университет поступать!
— Да ну? — искренне обрадовалась Анна Васильевна. — На кого же?
— На юриста. Говорит, защитником народа быть хочет. Я сперва боялась — далеко ведь, одна. А потом думаю — пусть пробует, пусть мир видит.
— А муж твой как? Не препятствует?
Аграфена помолчала, потом махнула рукой:
— Да мы с ним чуть драку не затеяли. Он своё — зачем девке учёба, всё равно замуж выйдет. А я ему — нынче иное время, бабе тоже грамота нужна. Долго препирались, да я своё взяла. Небось, не пожалеет.
Анна Васильевна молча кивнула. Весь день потом думала об этом разговоре. Лиде скоро тоже выбирать дорогу, но какую? Иван Фёдорович уже высказался — пусть в педучилище идёт, на воспитательницу. Дело спокойное, а там замуж — и концы в воду.
А сама Лидка мечтала о журналистике, хотела в Ленинград ехать, в университет. Глаза горели, когда рассказывала об этом матери, пока отца не было дома. Но стоило заикнуться при Иване Фёдоровиче — он тут же обрывал:
— Не бабье это дело — по чужим углам шастать, людей расспрашивать.
И Анна Васильевна молчала. Не защищала дочь, не перечила мужу. Молчала, как привыкла.
Лето пролетело незаметно. Лида подала документы в педучилище, как велел отец. Поступила легко — училась-то всегда хорошо. В день зачисления пришла домой будто в воду опущенная.
— Ну что, доча, поздравляю! — обрадовался Иван Фёдорович. — Теперь у нас учительница будет!
— Спасибо, тятя, — тихо ответила Лида и ушла в светёлку.
Анна Васильевна сжала губы — опять эта боль под сердцем. Да что она могла? С мужем поссориться? Мир в доме нарушить? Нет, не стоит.
Учёба давалась Лиде без труда, но радости не приносила. Х
