Я стояла на крыльце нашего нового дома, вечернее солнце окрашивало белые стены в золотой цвет. Ладонь лежала на свежевыкрашенной дверной раме, от дерева еще пахло лаком. Три года мы копили копейку к копейке в тесной однушке, отказывали себе в доставке еды, чтобы отложить немного больше, — и вот, наконец, мы здесь.
Григорий стоял сзади, его руки согревали мою талию, а подбородок легонько упирался в плечо. «Она идеальна, Танечка», — прошептал он, опуская ладонь к животу.
Я была на шестой неделе, живот почти не выделялся, но от осознания этого сердце билось громче. «Не верится, что теперь это наше», — прошептала я, голос дрогнул.
Дом был не особо большим и не шикарным. Но он был наш. Солнечные лучи лились через высокие окна, паркет блестел, а в подвале… о, этот подвал! — там была небольшая кухонька, от которой уже веяло будущими посиделками с роднёй, киноночами и смехом, разлетающимся по стенам.
Григорий поцеловал меня в висок. «Мы построили это вместе».
Он действительно так думал. Да, его зарплата ведущего проект-менеджера покрывала большую часть ипотеки, чем мои заработки на фрилансе, но он никогда не давал мне почувствовать, что мой вклад мал.
Вот только я не была уверена, что все вокруг разделят это мнение.
В ту субботу семья Григория впервые приехала посмотреть наш дом. Его родители, Алла и Виктор, вошли с шампанским, сияя от счастья. «Дочка, какая же красота!» — воскликнула Алла, обнимая меня.
А потом появилась Лена.
Сестра Григория, чуть за тридцать, мать-одиночка тринадцатилетнего Вовки. Она не была открыто враждебной, но в ней чувствовалась какая-то колючая отстранённость. Наши отношения всегда были… вежливыми, но холодными.
Вовка влетел первым, сияя: «Тёть Тань, это правда ваш дом?»
«Правда, зайчик», — засмеялась я, потрепав его по голове. Он не раз гостил у нас летом, и я его обожала.
Лена вошла медленнее, окидывая гостиную оценивающим взглядом. «Ну надо же… просторнее, чем я думала», — наконец выдавила она.
Мы продолжили экскурсию. Алла восхищалась кухней, Виктор свистел, разглядывая карнизы, Вовка умолял закрепить за ним комнату для гостей. А вот Лена скупилась на комплименты.
«Пойдёмте, покажу вам подвал», — предложила я, надеясь, что перспектива остаться с ночёвкой её смягчит.
Внизу я с гордостью указала на кухонный уголок. «Когда вы с Вовой будете у нас, у вас тут будет почти отдельная квартира!»
Лена замерла. «НАШ дом?»
Её голос резанул, как нож.
«Ну да… Гриши и мой», — ответила я, ещё улыбаясь, хотя внутри уже защемило.
Она фыркнула. «Ты правда считаешь, что это твой дом, Таня?»
Я моргнула. «О чём ты?»
Она скрестила руки. «Давай начистоту. Кто платит по ипотеке? Мой брат получает шестизначные суммы. А ты… пишешь статейки, да? Ты появилась пару лет назад. Этот дом — его. Ты просто в нём живёшь».
Щёки вспыхнули. «Я вношу свой вклад».
«Ну конечно, — её голос капал ядом. — Но ты не заслужила половину этого дома».
Я смотрела на неё, ошеломлённая. «Лена, что на самом деле происходит?»
«Хочешь правду? — её голос дрогнул. — Я в жизни Гриши 34 года. Я была той, к кому он бежал, когда всё шло наперекосяк. Я что-то значила. А потом появилась ты — и вычеркнула меня из всего: из завещания, из контактов на экстренный случай, из его приоритетов. А теперь ты беременна, и, видимо, я теперь вообще никто».
Её слова ударили, как ледяная вода. «Я думала, мы семья», — прошептала я.
Лена горько рассмеялась. «Семья? Ты просто девчонка, которой повезло».
И тут за моей спиной раздался голос, твёрдый, как сталь.
«Ей не повезло, — прозвучало низко и чётко. — Её любят. Она моя жена».
Я обернулась: Григорий стоял у лестницы, глаза тёмные от гнева. «И если ты ещё раз так с ней заговоришь, тебе здесь не рады».
Лена побледнела. «Гриша, я просто…»
«Ты просто что? Унижала мою жену в её же доме? — Он сделал шаг вперёд. — Ты моя сестра, Лена, но это не даёт тебе права оскорблять человека, с которым я строю жизнь».
«Я пытаюсь тебя защитить», — голос её дрожал.
«От счастья? — парировал Григорий. — У тебя подросток сын. Когда ты перестанешь вести себя так, будто мир тебе что-то должен?»
Сверху послышались шаги. Алла, Виктор и Вовка спускались, чувствуя неладное.
«Лена, что происходит?» — резко спросила Алла.
«Пустяки», — пробормотала та.
«Нет, не пустяки, — мой голос дрожал, но звучал чётко. — Она сказала, что я не заслуживаю этот дом. Что я не семья».
Алла схватилась за сердце, а Вовка смотрел шокированно. «Мама?» — голос его дрогнул.
Тогда заговорил Виктор, и его тон не оставлял споров: «Таня — семья. И если ты этого не видишь, проблема не в ней».
Тишина повисла густая.
В конце концов Лена выдохнула: «Ладно. Нам с Вовой стоит уйти».
Григорий кивнул. «Может, и стоит. Но Вова — ты здесь всегда желанный гость».
Мальчик грустно улыбнулся мне и поплёлся за матерью наверх.
Той ночью, когда все разошлись, Григорий крепко обнял меня. «Прости. Мне надо было пресечь это годами раньше».
«Сегодня ты это сделал, — тихо ответила я. — И это главное».
На следующий вечер мы сидели на крыльце, летний воздух ласкал кожу. Я протянула Грише телефон. «Она написала».
Он прочёл вслух: «Ладно, может, я выразилась резко. Но давай честно — тебе просто повезло. Не каждая выходит за деньги и играет в домик, как будто сама его заработала. Давай просто забудем, ради Гриши».
Григорий отложил телефон со вздохом. «Это не извинение. Это… пустота».
«Я
