Я сплю с моим парнем, не подозревая, что он умер два дня назад — сейчас я беременна от ребёнка его призрака. Клянусь, я его вижу. Я его трогаю. Я его целую. Я ощущаю его дыхание тёплым, а губы у него пахнут мятой — как всегда. На нём всё ещё серый худи, который он постоянно жаловался, что он слишком большой и делает его похожим на «мягкого головореза». Он реальный. Он обнимает меня всю ночь. Он шепчет мне на ухо «я тебя люблю». Он говорит, что мы поженимся в следующем году. Я помню каждое мгновение: как он скользит пальцами по моему предплечью, как плачет, когда я плачу, как совокупляется со мной с такой страстью, что кажется, будто моя душа раскалывается пополам. И потом… он исчезает.
Я просыпаюсь одна, но страха нет. Думаю, что пошёл на пробежку, как иногда делал. Его одеколон всё ещё висит в простынях. Кожа всё ещё жжётся там, где он меня коснулся. Но что‑то не сходится.
Я звоню. Снова. И снова.
И тут в мою комнату вваливается лучшая подруга Анастасия, бледная как полотно. Она не понимает, почему плачет.
— Лада… — шёпчет она. — Ты не слышала?
Я смеюсь. — Слышать что?
— Дмитрий мёртв.
Я моргаю. — Как мёртв?
Она рыдает сильнее. — Умер два дня назад в автомобильной аварии в ночную бурю.
Нет. Нет. Нет.
Я кричу. Я толкаю её. Я говорю, что она жестока, что это безвкусно. Я показываю ей сообщение от Дмитрия, которое он прислал вчера вечером, и голосовое «Еду к тебе. Скучаю по твоему телу рядом со мной». Анастасия дрожит, глядя на телефон.
— Лада… он не мог это послать. Он уже в морге.
Мир клонится. Колени подкашиваются. Я бегу в ванную, вытаскиваю рушник, которым он пользовался, ещё влажный. Худи, брошенный на пол. След от укусa на шее.
Он был здесь. Должен был быть. Но правда — Дмитрий был похоронен вчера. И каким‑то образом я провела с ним ночь.
Дни проходят, ночи становятся невыносимыми. Я не могу спать. Каждый раз, когда закрываю глаза, вижу его. Иногда он стоит у изножия кровати, иногда шепчет мне на ухо. Однажды слышу: «Не плачь, любовь. Я рядом». Пытаюсь записать, но слышу лишь шум и собственное дыхание.
Тогда я пропускаю месяц. Два раза. Думаю, что это стресс, горе, травма. Пока в пятый раз за день не рву себя в vomit. Делаю тест.
Две полоски. Положительный.
Я падаю. Человек, с которым я была… был Дмитрий. Но он мёртв. Похоронен. Гнил. Всё равно внутри меня растёт что‑то. Что‑то бежит по ночам. Что‑то светится под кожей, когда выключают свет. И каждый раз, когда я плачу и говорю, что не выдержу, слышу из тени шёпот:
— Ты не одна. Наш ребёнок придёт.
Эпизод 2
Не помню, как уснула. Помню только, как просыпаюсь в ванне, с тест‑картой в руке, две розовые линии надругу. Я несколько дней не разговаривала ни с кем — даже с Анастасией. Телефон звонил десятки раз, имя светилось на экране. Я игнорировала все звонки. Как объяснить, что я жду ребёнка от мужчины, который уже лежит в земле? Кто мне поверит? Я сама в это почти не верю. Пока не наступает ночь.
Только что уснула, как будто что‑то нажало на мой живот изнутри. Это не обычный удар ножкой. Это было умное, целенаправленное движение, будто пытается привлечь моё внимание. Я резко вскакиваю, задыхаясь, руки на животе. И снова слышу голос Дмитрия в своей голове.
— Не бойся, милая. Я выбрал тебя.
Я кричу и бросаюсь с кровати. Смотрю в зеркало, поднимаю майку. Вижу лёгкое синее свечение под кожей. Оно мигает и исчезает. Ноги слабеют, я падаю, рыдая.
На следующий день заставляю себя идти в больницу. Говорю врачу, что заберетела после визита парня. Врожу о сроках, о всём, кроме симптомов.
— Странные сны. Кожа светится. Слышишь голоса умершего.
Врач сначала выглядит обеспокоенной, потом её лицо меняется на задумчивое.
— Сдадим анализы, — говорит она осторожно. — Стресс сильно влияет на мозг, особенно с гормонами беременности.
Она прижимает стетоскоп к животу. Лицо её замирает.
— Я не слышу ударов… но что‑то движется.
Заказывают УЗИ. Лёжа на холодном металлическом столе, техникка бледнеет, регулирует сканер. Когда я спрашиваю, что происходит, она шепчет:
— Плод есть, но… он светится.
Я выхожу из больницы, не дождавшись результатов. В ту же ночь вижу сон: Дмитрий стоит у нашего старого места у пруда, ветер качает его худи с капюшоном.
— Наш ребёнок не такой, как все, — говорит он, голос мягче ветра. — Он — я… и ещё что‑то.
— Что ты имеешь в виду? — спрошу я.
Он лишь печально улыбается. — Скоро поймёшь. Но защити его.
Просыпаюсь, вижу открытыми занавески, хотя закрыла всё на ключ. Худи из сна аккуратно сложено на краю кровати. Прикасаюсь — всё ещё тёплое.
Тогда понимаю: то, что растёт внутри, реально. Это его. И меня меняет.
На следующий день наконец звоню Анастасии. Нужна помощь. Она бросается ко мне, крепко обнимает. Рассказываю всё, показываю блеск на животе, рассказываю о снах, голосе, ребёнке. Она не смеётся. Не кричит. Шёпотом говорит:
— Нужно отвести тебя в место.
Мы едем к старому дому, скрытому за церковью её бабушки. Внутри сидит старуха с длинными седыми косами и бледными глазами. Она один раз смотрит на меня и говорит:
— Ты не первая, но должна быть последней.
Я спрашиваю, что значит, а её ответ пронизывает до костей.
— В твоём животе ребёнок души, связанной с этим миром. Это благословение… и предупреждение. Отец не должен был вернуться. Дверь открыта. И другие идут.
— Чтобы забрать его? — спрашиваю.
— Чтобы забрать тебя.
Внезапно свет мигает. Холодный ветер проносится сквозь окна. И из тени снова слышу голос Дмитрия:
— Беги.
Эпизод 3
Комната мгненно остывает. Глаза старухи расширяются от страха, тени ползут по стенам, как когти. — Он здесь, — шепчет она, сжимая чётки из кости и яичного шнура. Анастасия тянет меня за спину.
Но я уже не боюсь Дмитрия. Боюсь остальных. Тех, о ком старуха говорила, что они пришли потому, что он нарушил правила.
Она бросает кучу пепла, образуя круг, и говорит, чтобы я встал в центр.
— Не выходи, что бы ни случилось. Сейчас ты мост между жизнью и смертью. Мосты… пересекаются в обе стороны.
Я вхожу в круг. Живот снова светится тем же тревожным светом. Плод бьёт сильнее. И тогда я слышу голоса. Сотни, может, тысячи. Крики, стоны, мольбы, смех. Всё исходит из тьмы.
— Дмитрий, пожалуйста, — прошепчу я. — Что происходит?
Тогда я вижу его. Но он уже не тот. Глаза пусты, полны печали и страха.
— Прости, — говорит он. — Не хотел тянуть тебя в это. Я просто… так сильно скучал. Хотел ещё одну ночь, ещё один момент. Не знал, что открою врата.
Я подхожу, слёзы стекают по щекам.
— Почему я? Почему ребёнок?
Он смотрит на мой живот, затем на меня.
— Потому что наша любовь сильнее смерти. Но такая любовь рушит законы.
Внезапно из тени выскакивает чудовищная деформация с полуродом и пламенеющими глазами. Он каркает, увидев меня. Дмитрий встаёт между нами.
— Ты не можешь её взять! — рычит он. — Ты не можешь забрать нашего ребёнка!
Тварь смеётся.
— Ты нарушил правило, дух. Прикоснулся к живым. Теперь мы будем пировать.
Комната трясётся. Старуха начинает петь на древнем языке. Анастасия держит меня за руку, плачет.
— Лада! Не выходи из круга!
Я воплю, пока чудовище бросается на меня. Дмитрий отталкивает его в воздух. Старуха в крике:
— Сейчас! Выбирай, девочка! Жизнь или любовь?
Дмитрий, покрытый кровью, тает.
— Ты должна отпустить меня, любимая. Ради нашего ребёнка. Ради тебя.
Я качаю головой, рыдая.
— Не могу потерять тебя снова!
— Ты меня не потеряла. Я живу в нём, в тебе. Но если держишься… они заберут всё.
Свет взрывается. Пол разломается. Тени воют. С последней криком, я взываю к его имени и прощаюсь.
В тот момент… он улыбается и исчезает.
Тьма отступает. Чудовище вопит и рассекается в дым. Наступает тишина.
Я падаю. Круг гаснет. Плод внутри меня ещё раз подталкивается, потом успокаивается.
Через девять месяцев я рожаю ребёнка. Он не плачет, как другие. Смотрит в глаза, спокойно, будто уже всё знает. Его кожа слегка светится в темноте. Иногда, когда пою ему ночную колыбель, слышу вторую гармоничную ноту — голос Дмитрия.
Я назвала сына Дмитрий‑Олег, что значит «Дмитрий принадлежит Богу». Потому что он никогда полностью не был моим.
Но перед тем, как перейти в иной мир, он оставил мне последний подарок — частичку себя, которую ни одна тень не сможет отнять.
