Прошло несколько месяцев, и Станислав стал неотъемлемой частью дома Анны. Они вместе сажали цветы, готовили еду, а Борис каждую ночь спал у его ног. Грусть не исчезла полностью, но стала легче, терпимее.
Станислав сидел на холодной скамейке в тихом парке на окраине Москвы. Ледяной ветер резал лицо, снег падал медленно, будто пепел от бесконечного пожара. Руки он спрятал под потертой курткой, а душа была разбита. Он не понимал, как оказался в таком положении. Не в эту ночь. Не таким образом.
Всего несколько часов назад он был в своем доме. В своем. В том, что построил своими руками много лет назад, кирпич за кирпичом, пока жена варила на кухне горячий борщ, а сын играл деревянными кубиками. Но всего этого… больше не существовало.
Стены теперь украшали чужие картины, запахи были другими, а холод исходил не только от зимы, но и от взглядов, пронзавших его, словно ножи.
—Папа, мы с Мариной живём хорошо, но ты… ты больше не можешь оставаться здесь, — сказал его сын, Дмитрий, без тени сожаления. — Ты не молод. Тебе стоит подумать о доме престарелых. Или о маленькой квартирке. Твоей пенсии хватит на скромную жизнь.
—Но… это мой дом, — прошептал Станислав, чувствуя, как сердце падает в пятки.
—Ты сам его мне передал, — ответил Дмитрий, будто говорил о банковской сделке. — Всё оформлено. По закону он теперь мой.
И на этом всё закончилось.
Станислав не кричал. Не плакал. Только молча кивнул, как ребёнок, наказанный за то, чего не понимает. Взял старый пальто, шапку и маленький узел с немногими оставшимися вещами. Вышел за дверь, не оглядываясь, зная в глубине души, что это конец не только дома, но и чего-то большего — его семьи.
Теперь он сидел в пустом парке, с окоченевшим телом и ледяной душой. Даже не знал, сколько времени. В такую стужу никто не выходил на улицу. И всё же он оставался там, будто ждал, когда снег полностью укроет его и сотрёт из этого мира.
И вдруг он почувствовал…
Лёгкое, тёплое прикосновение.
Он открыл глаза и увидел перед собой собаку. Огромного восточноевропейского овчара, покрытого снегом, с тёмными глазами, в которых читалось странное понимание.
Пёс смотрел на него, не лая, не двигаясь. Потом аккуратно коснулся мордой его руки — так нежно, что в сердце что-то дрогнуло.
—Откуда ты взялся, дружок? — прошептал Станислав дрожащим голосом.
Собака вильнула хвостом, развернулась и сделала несколько шагов. Затем остановилась, снова посмотрела на него, словно говоря: *Идём за мной*.
И Станислав пошёл.
Потому что терять ему было нечего.
Они шли несколько минут. Пёс не убегал далеко, всё время оглядываясь, чтобы убедиться, что человек следует за ним. Они прошли по безлюдным переулкам, мимо потухших фонарей, мимо домов, где тепло семейного очага казалось недостижимой роскошью.
Наконец они подошли к небольшому дому с деревянным забором и тёплым светом на крыльце. Прежде чем Станислав успел что-то сообразить, дверь открылась.
На пороге стояла женщина лет шестидесяти, с волосами, собранными в пучок, и тёплым платком на плечах.
—Борис! Опять убежал, негодник! — восклик
