Владимир только что вернулся в свою деревню после трёхнедельной поездки на грузовике по стране и, как обычно, первым делом зашёл в кабак, чтобы поболтать с местными и узнать новости, прежде чем навестить жену. Он припарковал машину у обочины и, кутаясь в тулуп от проливного дождя, направился к двери.
— Добрый вечер! — крикнул он, переступая порог.
Была пятница, октябрь, и он ожидал увидеть кабак, полный мужиков, играющих в карты, услышать радостные возгласы и грубые шутки про мать или его мужественность. Но в тот вечер за столом сидели лишь двое: кабатчик да старик, греющийся у печки. Владимир, удивлённый, подошёл к стойке и спросил:
— Что случилось, Семёныч? Где все? Кто-то помер?
Тот налил ему чарку водки и ответил:
— Хуже, Володя, хуже… Пропадают девушки…
— Что?! Деревенские? — переспросил шофёр, не веря своим ушам.
— Уже три, — кабатчик поднял палец. — Сначала Сашка, дочь аптекаря, потом Полина, племянница старосты, — поднял второй, — и наконец… Люба, учительница.
— Ужас! — выдохнул Владимир. — И все сразу пропали?
— Нет, — кабатчик помолчал. — С тех пор, как ты уехал, каждую пятницу исчезала одна… Люди думают, что маньяк завёлся. Все им было от двадцати до тридцати, и… беременные. Представляешь? Тварь… — Он покачал головой. — А раз сегодня снова пятница, одни мужики с ружьями по лесу рыщут, другие сидят по домам, жёнам и дочерям не разрешают нос на улицу высунуть.
Не дослушав, Владимир рванул домой. То неприятное чувство, что не покидало его всю дорогу, теперь обрело форму — надо было проверить, всё ли в порядке с молодой женой. Он побежал через тёмный лес, чувствуя, как адреналин стучит в висках. Этот путь был короче, чем на грузовике, а если он прав, каждая минута была на счету.
Бежал, не останавливаясь, пока ноги не онемели, а в груди не загорелось. Наконец вдали показался его дом… тёмный, без огня. Сердце ушло в пятки. Он ускорился, и тут, уже вплотную, разглядел чёрную фигуру, будто выходящую из его избы.
Не раздумывая, Владимир набросился на неё. В темноте нащупал, схватил, втащил внутрь. Вечность прошла, пока он не зажёг свет.
Под тусклым светом лампы на кухне он с облегчением увидел — это была его жена Ольга.
Он отпустил её, но в тот же миг она сама кинулась к нему и страстно поцеловала. Это был поцелуй, полный радости и облегчения.
Однако облегчение Владимира быстро сменилось тревогой.
— Ольга, что за безрассудство? Если б я не приехал, тебя могло бы не стать к утру. Ты хоть представляешь, как я перепугался? Зачем ты вышла сегодня?.. Семёныч сказал, полдеревни ищет убийцу… Да и трёх баб, кажись, хватило бы, чтобы всю зиму мясом запастись.
Слова повисли в воздухе, и Ольга резко отпрянула. Улыбка сошла с её губ, они дрожали. Она схватилась за живот.
— Что… что ты сказал? — прошептала она.
Владимир моргнул, осознав, что проболтался.
— Да ничего… Это от страха, — пробормотал он, но в глазах жены уже читались подозрение и нечто худшее — догадка.
Она медленно закатала рукав. На предплечье — царапины, будто бы от веток… или от чужих рук.
— Володя… где ты был в те пятницы, когда «работал»?
Шофёр окаменел. Вспомнил кабак, пальцы Семёныча, отсчитывающие одну, две, три… беременных. Вспомнил свои маршруты. Остановки. Враньё самому себе про «мимолётные утехи» и «слабость».
Сердце упало, когда глаза Ольги наполнились слезами — не страха, а понимания.
За окном лил дождь, заглушая тишину в избе. Слова кабатчика вернулись, как нож:
*«Хуже, Володя, хуже…»*
И в тот миг Ольга поняла: пропавшие женщины не стали жертвами неведомого маньяка. Чудовище стояло перед ней, пропахшее бензином и ложью.
— А сегодня была бы четвёртая пятница, — тихо сказала она, будто про себя, но так, чтобы он услышал.
