— Умоляю тебя, доченька, сжалься над старухой, уже три дня как во рту маковой росинки не было, и ни копейки за душой не осталось, — взмолилась старушка продавщице.
Леденящий ветер пробирал до костей, окутывая старые улочки города, будто напоминая о временах, когда здесь еще жили люди с теплыми сердцами и честными глазами.
Среди серых стен и облупившихся вывесок стояла пожилая женщина, лицо которой было изрезано сеточкой морщин — будто каждая складка рассказывала свою историю боли, стойкости и утраченных надежд. В руках она сжимала потрепанную сумку, полную пустых бутылок — последних осколков прошлой жизни. Глаза её блестели влагой, а слезы медленно катились по щекам, не спеша высыхать на холодном ветру.
— Прошу тебя, родная… — прошептала она дрожащим голосом, словно лист на ветру. — Три дня уже хлеба во рту не было. Ни гроша за душой… ни копейки на кусок.
Слова её повисли в воздухе, но за стеклянной дверью булочной продавщица лишь равнодушно покачала головой. Взгляд её был холоден, словно высечен изо льда.
— Ну и что? — раздраженно ответила она. — Здесь булочная, а не пункт приема стеклотары. Разве не видишь? На табличке ясно написано: бутылки сдавать в спецпункте, там и деньги дадут… на хлеб, на еду, на жизнь. Чего ты от меня хочешь?
Старушка растерялась. Она не знала, что пункт приема закрывается в полдень. Опоздала. Опоздала на этот крохотный шанс, который мог бы спасти её от голода. Раньше ей и в голову не приходило собирать бутылки. Она была учительницей — женщиной образованной, с достоинством и честью, которую не растеряла даже в самые трудные дни. Но теперь… теперь она стояла у ларька, словно нищенка, чувствуя, как горечь стыда наполняет её душу.
— Ладно… — смягчив тон, сказала продавщица. — Меньше спать надо. Завтра, если принесешь бутылки пораньше, приходи — покормлю.
— Доченька… — взмолилась женщина. — Дай хоть четверть буханки… Завтра отдам. Голова кружится… Больше не могу…
Но в глазах продавщицы не было ни капли жалости.
— Нет, — резко оборвала она. — Благотворительностью не занимаюсь. Сама едва концы с концами свожу. Каждый день толпы приходят, всех не накормишь. Не задерживай, очередь стоит.
Рядом стоял мужчина в темном пальто, погруженный в свои мысли. Казалось, он был далеко — в мире забот, решений, будущего. Продавщица мгновенно преобразилась, будто перед ней появился не просто покупатель, а важный гость.
— Добрый день, Павел Андреевич! — воскликнула она приветливо. — Сегодня как раз привезли ваш любимый хлеб — с орехами и сухофруктами. И пирожки свежие, с курагой. С вишней вчерашние, но тоже хорошие.
— Добрый, — рассеянно ответил мужчина. — Дайте хлеб с орехами и шесть пирожков… с вишней.
— Может, с курагой? — улыбнулась продавщица.
— Неважно, — пробормотал он. — С курагой, если есть.
Достал толстый кошелек, вынул крупную купюру и молча протянул. В этот момент его взгляд случайно скользнул в сторону… и остановился. Он увидел старушку, стоявшую в тени ларька. Лицо её показалось знакомым. Очень знакомым. Но память упрямо не хотела возвращать воспоминания. Лишь одна деталь мелькнула в сознании — старинная брошь в виде цветка, приколотая к её поношенному пальто. В ней было что-то… что-то близкое.
Мужчина сел в черную машину, поставил пакет с покупками на сиденье и уехал. Его офис был недалеко, на окраине города, в скромном современном здании. Он не любил роскоши. Павел Шатов, владелец крупной сети магазинов бытовой техники, начинал с нуля — в лихие девяностые, когда страна стояла на грани хаоса и каждый рубль добывался кровью и потом. Благодаря воле, уму и невероятному трудолюбию он построил империю, не полагаясь на связи и покровителей.
Его дом — уютный коттедж на окраине — был полон жизни. Здесь жили его жена Жанна, двое сыновей — Артем и Кирилл, и скоро должна была родиться долгожданная дочь. Именно звонок жены вывел его из раздумий.
— Паш, — сказала Жанна тревожно. — Из школы звонят. Артем опять подрался.
— Дорогая, не знаю, смогу ли… — вздохнул он. — У меня важные переговоры с поставщиком. Без этого контракта можем потерять миллионы.
— Но мне одной тяжело… — прошептала она. — Я беременна, устала. Не хочу идти одна.
— Не ходи, — тут же сказал он. — Обещаю, выкрою время. А Артем… получит по заслугам, если не возьмется за ум.
— Ты никогда не бываешь дома, — грустно сказала Жанна. — Приходишь, когда дети уже спят, уходишь — когда они еще в постели. Я волнуюсь. Ты совсем не отдыхаешь.
— Работа, — ответил он, почувствовав укол вины. — Но все ради семьи. Ради тебя, ради детей, ради нашей малышки, которая скоро родится.
— Прости, — прошептала она. — Просто ты мне очень нужен.
Павел провел весь день в офисе, а потом и вечер. Когда он вернулся домой, дети уже спали, а жена сидела в гостиной, ожидая его. Она извинилась за свои слова, но он лишь покачал головой.
— Ты права, — тихо сказал он. — Я слишком много работаю.
Она предложила разогреть ужин, но Павел отказался.
— Я уже поел в офисе. Принес пирожки с курагой, из той же булочной. Отличные. И хлеб с орехами…
— Хлеб не понравился, — заметила Жанна. — Дети даже не доели.
Павел задумался. В его памяти всплыл образ той старушки. В ней было что-то… что-то глубоко знакомое. Не только лицо, но и осанка, взгляд, брошь… И вдруг, словно вспышка, вернулась память.
— Неужели… она? — прошептал он. — Тамара Васильевна?!
Сердце сжалось. Он вспомнил все. Школу, класс, её строгие, но добрые глаза. Вспомнил, как она учила его математике, терпеливо объясняя каждую задачу. Вспомнил, как он, мальчик из бедной семьи, живший с бабушкой в крохотной квартирке, где порой не было даже хлеба. А
