— Что это? — крикнула Галина Петровна, раздаваясь по всей кухне. В её руках дрожала треснувшая фарфоровая чашка из сервиза, дарованного ей покойным отцом. — Ты сама его разбила?
Светлана замерла, не зная, что ответить. Конечно, чашка ей не попадалась в руки. Вероятнее всего, её пятилетняя внучка Аграфена, резвившаяся утром на кухне, уронила её. Но признаться в этом означало выставить ребёнка под гнев бабушки.
— Не знаю, Галина Петровна, — тихо произнесла Светлана. — Может, я случайно задела её, когда мыла посуду.
Галина Петровна сжала губы, и в её глазах вспыхнуло нечто, похожее на торжество.
— Ну конечно! Всё одно и то же. Двадцать лет живёшь в моём доме, а уважения ни копейки. Ты ведь знаешь, какой смысл имел для меня этот сервиз!
— Я могу склеить, — предложила Светлана. — Почти незаметно будет.
— Не трогай! Ещё хуже сделаешь.
В кухню вошёл Андрей, муж Светланы. Он устало потёр лоб — голова опять заболит после ночной смены. Андрей возглавлял охрану в большом мегацентре, и постоянный гул машин заставлял его часто страдать от мигрени.
— Что случилось? — спросил он, бросив взгляд на мать и жену.
— Твоя дорогая жена разбила мой чайный сервиз, — Галина Петровна бережно завернула треснувшую чашку в полотенце. — Тот самый, что папа подарил.
Светлана ожидала, что муж заступится за неё, хотя бы сказав, что это лишь чашка. Андрей лишь вздохнул:
— Светлана, сколько можно? Сколько раз мама просила быть аккуратнее с её вещами.
— Но я даже не… — начала она, но прервала себя. Спорить было бессмысленно.
Андрей взял из холодильника бутылку кефира и ушёл в комнату. Светлана осталась одна с Галиною Петровной, которая демонстративно оттерла слезу.
— И за что мне всё это, — причитала она. — Всю жизнь для семьи старалась. Дом поддерживала, сына воспитывала. А теперь…
Светлана молча вытерла руки о полотенце. Хотелось заплакать, но знала, что слёзы лишь утешат Галина Петровна. За двадцать лет совместной жизни под одной крышей она научилась сдерживать эмоции. Здесь, в доме Галины Петровны, её слёзы никого не трогали.
— Пойду бельё развешу, — сказала она и поспешила во двор.
Вечером, когда дочь Евдокия вернулась из техникума, Светлана сидела на веранде и перебирала фасоль. Девушка бросила сумку на лавку и присела рядом.
— Мам, ты чего такая мрачная?
— Всё нормально, просто устала, — ответила Светлана, пытаясь улыбнуться.
Евдокия была проницательной. В свои восемнадцать она уже понимала тонкости семейных отношений.
— Опять бабушка? — спросила она прямо.
Светлана промолчала, но этого хватило.
— Мам, сколько можно терпеть? Почему ты никогда не постоишь за себя? Ты же знаешь, что Аграфена играла с тем сервизом. Я сама видела утром.
— Тише, — испуганно отреагировала Светлана. — Не обостряй отношения. Аграфена ещё маленькая, ей не до бабушкиных упрёков.
— А тебе, значит, упрёки в самый раз? — дочь отряхнула длинную русую прядь со лба. — Иногда мне кажется, что ты совсем чужая в этом доме, как прислуга.
Светлана вздрогнула. Дочь озвучила то, о чём она думала последние годы: чужая, не своя, несмотря на двадцать лет брака.
— Не говори глупостей, — строго сказала она. — Мы семья. Просто живём в доме Галины Петровны. Ей, старой женщине, нужен уход и внимание.
— А тебе не нужен? — Евдокия поднялась. — Пойду переоденусь.
После ухода дочери Светлана отложила фасоль и посмотрела на свои руки, огрубевшие от постоянных домашних дел, с потрескавшейся кожей. Когда‑то она была медсестрой в районной больнице и мечтала продолжить карьеру. Тогда встретила Андрея, влюбилась, забеременела… После рождения Алешки свекровь настояла, чтобы невестка занималась домом, а не сменами. «Сын на хорошей работе, зачем тебе больница? Дома дел полно», — говорила она. Андрей соглашался. И вот, спустя годы, Светлана осталась без собственного заработка, лишь с обязанностями по дому.
За ужином того дня молчало лишь Аграфена, внучка Галины Петровны, и дочь младшего сына Владислава, Ирина. Владислав с женой жили отдельно, но часто оставляли Аграфену к бабушке.
— И мне сегодня Ирина новое платье купила, — хвасталась девочка. — Розовое, с кружевами! Я в нём как принцесса!
— Конечно, моя хорошая, — умилялась Галина Петровна. — Ты у нас самая красивая принцесса.
— Бабушка, а почему тётя Светлана никогда не носит красивых платьев? Она всегда в одной и той же одежде.
Светлана замерла с ложкой у рта, в горле застрял комок.
— Аграфена, — отрезала её свекровь. — Так неприлично говорить.
Но в её голосе не было настоящего упрёка, лишь отголосок довольства.
— У тёти Светланы просто другие заботы, — сказала Галина Петровна. — Не до нарядов ей.
— Мам, давай я завтра после занятий с тобой в магазин схожу, — вдруг предложила Евдокия. — Купим тебе новое платье. Я получила стипендию.
Светлана покачала головой:
— Не нужно тратить деньги, у меня есть что надеть.
— Лучше бы на учебники потратила, — буркнул Андрей. — Скоро сессия, а ты о тряпках думаешь.
Евдокия бросила на отца сердитый взгляд:
— У меня все учебники есть. И вообще, почему мама никогда ничего себе не покупает? Почему ей вечно всё жалко?
— Дорогуша, не начинай, — попросила Светлана. — Давайте просто поужинаем.
— Нет, я хочу знать!
