**Дневник.**
Голос Антонины Павловны, мягкий, словно тёплый кисель, заполнил кухню. Она отодвинула тарелку с недоеденными щами жест красноречивее любых слов. Приговор вынесен. Людмила, стоявшая у раковины, не повернулась. Лишь взяла губку и начала методично оттирать плиту, будто там было пятно. Плечи ровные, спина прямая. Ни одна мышца не дрогнула на её лице, когда прозвучал этот вердикт, завёрнутый в сладкие нотки заботы.
Игорь, её муж и сын Антонины Павловны, сидел за столом, укрывшись за массивной фарфоровой кружкой. Громко хрустел галетным печеньем, запивал чаем и тянулся за следующим. Не смотрел ни на мать, ни на жену. Уставился в вазочку с печеньем, будто это был центр мироздания. Он пребывал в своём коконе чай, сахар, уютное равнодушие. А этот тихий расстрел жены? Женские дела. Он в них не лез.
Сейчас уберу, и пойдём в зал, ровно сказала Людмила, не оборачиваясь. Голос как у диктора в метро: без эмоций, просто констатация факта.
Она собирала тарелки. Движения чёткие, без лишнего звука. Посуда не звенела, ложки не стучали. Казалось, она выполняет священный ритуал, где ошибка катастрофа. Этот идеальный порядок в действиях был её щитом против ядовитой слащавости свекрови.
Антонина Павловна, довольная эффектом, поднялась и с царственной грацией проследовала в гостиную. Не села на диван опустилась в старое кресло с высокими подлокотниками, и оно мгновенно превратилось в трон. Расправила складки платья, осмотрела комнату взглядом ревизора.
Когда Людмила и Игорь вошли, она покачала головой, глядя куда-то поверх их голов.
Ох, Игорек, взгляни-ка голос наполнился скорбной мудростью. Она указала на фотографию в раме. Видишь, на уголке? Пыль. Нет, даже не пыль Запустение. В доме хорошей хозяйки воздух звенит от чистоты. А здесь он усталый.
Игорь покорно покосился на раму, неопределённо хмыкнул и сделал глоток чая. Не защитил. Не возразил. Просто принял к сведению. А Людмила замерла с подносом в руках, глядя то на мужа, то на свекровь, восседавшую на своём «троне». Лёд в её душе начал трескаться.
Дело не в пыли, Игорек. Пыль лишь следствие.
Антонина Павловна вздохнула, словно делилась тайным знанием. Поправила несуществующую складку на платье. Она была не гостьей она была судьёй, хранительницей «правильного» мира.
Я своей свекрови, Матрёне Семёновне (царствие ей небесное), грелку в ноги клала каждую ночь. Не из страха из уважения. Понимала своё место. А нынешние думают, семья это «партнёрство». Какое убогое слово.
Людмила поставила поднос на стол с неестественной аккуратностью. Прислонилась к косяку, скрестив руки. Лицо маска. Но глаза сузились, следя за спектаклем в её гостиной.
Игорь молча кивнул, словно подтверждая истину. Допил чай, поднялся.
Пойду добавлю, буркнул он.
Прошёл мимо Людмилы, не глядя. Будто не замечал напряжения, сгустившегося до плотности стали. Он шёл за чаем, пока его мать разбирала жену по кирпичикам.
Людмила смотрела ему в спину. Перестала слушать свекровь. Видела лишь его покорные плечи, как он достаёт печенье, насыпает себе ещё. Он не зритель. Он соучастник. Каждый его глоток согласие с её словами.
Настоящая семья держится на порядке, вещала Антонина Павловна. Муж голова. Его мать мудрость. А жена руки. Её доля смирение, уважение к свекрови. Так было испокон веков.
Слова упали в тишину, как камни в болото. Антонина Павловна откинулась в кресле, ожидая покорного кивка.
Но Людмила пошла.
Бесшумно, как тень. Подошла вплотную к креслу. Наклонилась.
Ещё слово, Антонина Павловна, о том, что я кому-то должна, и есть будете через трубочку до конца дней.
Улыбка свекрови испарилась. Лицо побелело. Рот открылся в немом ужасе.
В этот момент в комнату вошёл Игорь. Увидел перекошенное лицо матери и жену, склонившуюся над ней.
Люда, ты с ума сошла?! заорал он, роняя печенье.
Людмила медленно выпрямилась. Повернулась к нему. Взгляд лёд.
А ты?
Он замер.
Ты сидел. Жевал. Кивал. Пока меня здесь топтали. Ты часть этого. Твоё молчание. Твой чай. Твоё чёртово печенье.
Шаг вперёд. Он отпрянул.
Выбор простой. Либо она уходит. И больше не переступает порог. Либо ты берёшь пакет, складываешь свои вещи и уходишь с ней. Сейчас.
Тишина. Только часы тикают.
Он выбрал второе. Сказал, что надо проверить, как мама доберётся. Но вещи собрал почти все.
Что ж. Ей это даже на руку.
**Вывод:** Жить по чужим правилам значит предать себя. Лучше одному, чем в клетке.
Ну скажите ещё хоть словечко, Галина Витальевна, и узнаете, кому и сколько должна, а кушать будете через соломинку до самой пенсии!