Прошло всего три недели с тех пор, как мы похоронили маму, а мой брат уже вызвал оценщика для дома.
В родительском дворе в Смоленске яблоки падали одно за другим, глухо ударяясь о землю. Дом, старая постройка 70-х годов с двумя комнатами и деревянной верандой, казалось, стал меньше с нашего детства. Но участок почти в десять соток внезапно превратился в самую ценную разменную монету между мной и моим братом Дмитрием.
**«Анна, давай подойдем к этому рационально,»** сказал он мне по телефону накануне. **«Ты живешь в Питере, я в Москве. Никто из нас не может переехать сюда. Есть ли смысл держать этот дом пустым? Лучше продать и поделить деньги.»**
Его логика была безупречной, холодной и эффективной таким Дмитрий был всегда. Продажа казалась разумным решением. Но как можно оценить место, где ты сделал первые шаги, где посадил первое дерево, где твои родители прожили всю жизнь?
Я сидела за кухонным столом, покрытым выцветшей клеёнкой с цветочным узором, и перелистывала старый альбом. Отец, ушедший пять лет назад, улыбался из-под густых усов на фотографии лета 89-го. Рядом мама держала корзинку с яблоками и казалась моложе, чем я когда-либо была.
Завибрировал телефон это был Дмитрий.
**«Я поговорил с риелтором. Он говорит, что за дом и участок мы можем выручить 7 миллионов рублей. Это хорошие деньги, Анна. Подумай, что ты можешь сделать со своей половиной.»**
**«Мне нужно время, Дима. Это не простое решение.»**
**«О чём думать? Дом пустует, разрушается. Ни у тебя, ни у меня нет времени на его содержание. Безответственно оставлять его в таком состоянии.»**
Он был прав. Моя жизнь теперь в Петербурге, с мужем, детьми и работой в офисе. В Смоленск я приезжала два-три раза в год, а в последние годы лишь для ухода за мамой. Дмитрий бывал ещё реже Москва и его карьера успешного юриста всегда были важнее.
Вечером я затопила печь и начала разбирать мамины вещи. Её скромную одежду, аккуратно развешанную в шкафу. Фарфоровый чайный сервиз, который доставали только **«по особым случаям»**. Пучки рецептов, написанных от руки и хранившихся в коробке от печенья. Каждая вещь дышала её присутствием.
Среди вещей я нашла пожелтевший конверт. Внутри были документы на дом и неоконченное письмо, адресованное **«Моим детям»**. Мамин почерк, аккуратный и чёткий, заполнял страницу:
**«Дорогие мои, когда вы прочтёте это, меня, наверное, уже не будет. Этот дом был всей моей жизнью и жизнью вашего отца. Здесь мы растили вас, здесь смеялись и плакали, здесь старели. Он никогда не был большим или роскощным, но был наполнен любовью. Я знаю, ваши жизни далеко, и этот дом может казаться вам лишь обузой. Но прежде чем принять решение, я хочу, чтобы вы помнили одно…»**
Письмо обрывалось, будто мама не нашла нужных слов или время не позволило ей закончить.
На следующее утро Дмитрий приехал на новенькой машине, припарковав её у ворот. Я смотрела на него с порога, осознавая, как чужеродно он выглядел в этом месте. Его дорогой костюм не сочетался с простотой двора, где мы когда-то бегали босиком.
**«Я привёз договор для оценщика,»** сказал он вместо приветствия.
Я протянула письмо, не говоря ни слова. Он прочитал его молча, выражение его лица едва изменилось.
**«Оно не закончено,»** отметил он.
**«Да, как и наш разговор о судьбе дома.»**
Мы вышли во двор, среди опавших яблок и грядок, за которыми мама ухаживала до последнего дня. Маленький сад за домом, где отец когда-то построил нам качели, теперь зарос.
**«Помнишь, как мы поссорились из-за качелей и оба упали, а ты сломал руку?»** спросила я.
Короткая улыбка мелькнула на его лице. **«А папа отвёз нас в больницу на велосипеде тебя на руках, а я ехал сзаду и ревел громче тебя.»**
Неожиданно мы оба рассмеялись, вспоминая моменты детства, которые давно забыли. Сюрприз на 50-летие отца, когда торт соскользнул со стола. Первый раз, когда Дима перепил папиной наливки. Зимние вечера, когда мы вчетвером сидели у печки.
Только те, кто пережил подобные моменты в русских семьях, понимают, какой эмоциональный груз несёт родительский дом и как больно расставаться с ним, особенно когда братья и сестры не могут найти общий язык.
Через несколько часов воспоминаний Дима поднялся и огляделся, будто видел дом впервые.
**«Может, не будем продавать?»** вдруг сказал он.
Я удивилась. **«Но ты же сам говорил, что безответственно оставлять его.»**
**«Да, если он будет разрушаться. А что, если мы его отремонтируем? Он может стать местом, где мы будем собираться на праздники, куда будем привозить детей. Местом, которое останется в семье.»**
Его предложение застало меня врасплох. Прагматичный Дима предлагал сохранить дом из сентиментальности?
**«Это потребует денег, времени, усилий,»** заметила я.
**«У нас с тобой есть и то, и другое. Может, пора вложиться не только в будущее наших детей, но и в наши корни.»**
В следующие месяцы мы начали ремонт. Сохранили старую печь, деревянные балки, на которых отец каждый год отмечал наш рост. Обновили кухню и санузел, провели отопление, превратили чердак в спальни для детей.
На Рождество мы собрались все вместе Дима с женой и сыном, я с мужем и дочками. Украсили ёлку во дворе, как в детстве, и испекли пироги по маминому рецепту.
Пока дети играли в снегу, мы с Димой сидели на крыльце, глядя на знакомый пейзаж.
**«Как думаешь, мы приняли правильное решение?»** спросил он.
Я пос»Конечно,» ответила я, глядя, как наши дети смеются на том самом месте, где когда-то смеялись мы, понимая, что настоящая ценность дома не в его стенах, а в том, как он хранит и объединяет наши истории.
