В тот январский вечер стоял такой мороз, какого не было много лет. Снег лежал по колено, воздух резал, как лезвие, а ветер выл так, что больно было дышать.
Наша деревенька была маленькой, затерянной на краю света, и к тому времени почти опустела. Кто перебрался в город к детям, кто навсегда. Остались только те, кому уже некуда было идти. Я была среди них.
После смерти мужа и отъезда детей дом опустел не только внутри, но и снаружи. Стены, когда-то наполненные смехом, теперь молчали. Я топила печь, варила себе простую еду щи, кашу, яичницу. Крошила хлеб на подоконник для птиц. Время коротала с книгами старыми, зачитанными до дыр, с загнутыми страницами. Телевизор почти не включала там шум, а не слова.
В тишине я слышала, как дом стонет от ветра, как воет вьюга над трубой, как скрипят от мороза половицы.
А потом появился он.
Сначала я услышала царапанье у крыльца. Подумала: сорока балуется или соседский кот. Но звук был другой едва слышный, будто кто-то царапался из последних сил. Я распахнула дверь мороз ударил в лицо, как пощечина. Взглянула вниз и замерла.
В сугробе сидело маленькое чёрное существо, покрытое грязью и льдинками. Не кот скорее тень. Но глаза ярко-жёлтые, как у филина. Они смотрели на меня. Не умоляюще, а вызовом. Будто говорили: «Я дошёл сюда. Либо примете, либо прогоните. Но дальше мне некуда».
У него не было передней лапы. Старый шрам, затянутый грубой кожей, без крови, но с бугристым рубцом. Шерсть висела колтунами, вся в репьях и грязи. Рёбра выпирали. Один Бог знает, через что он прошёл, сколько вёрст отмерил, чтобы добраться до моего дома.
Я постояла, сглотнула ком в горле и спустилась. Он даже не шевельнулся. Не убежал, не зашипел, не свернулся клубком. Лишь дёрнулся, когда я протянула к нему руку, потом снова замер.
Я подняла его и занесла в дом. Он был легче пушинки. «Не выживет, подумала я. До утра не дотянет». Но постелила ему старое одеяло у печки, поставила миску с водой и кусочек курицы. Он даже не понюхал. Просто лежал. Дышал тяжело, будто каждое дыхание давалось с трудом.
Я села рядом. Смотрела на него. И вдруг поняла: он такой же, как я. Израненный, усталый, но всё ещё живой. Всё ещё держится.
Целую неделю я ухаживала за ним, как за младенцем. Ела рядом чтобы он не чувствовал себя одиноким. Говорила с ним. Рассказывала, как прошёл день, жаловалась на здоровье, вспоминала мужа, которого до сих пор зову во сне. Он слушал. По-настоящему. Иногда открывал глаза, будто шептал: «Я здесь. Ты не одна».
Через несколько дней он впервые отпил воды. Потом слизал кашу с моего пальца. А потом попытался встать. Поднялся, пошатнулся и снова рухнул. Но не сдался. На следующий день повторил попытку. И у него получилось. Встал. Хромал, шёл неуверенно, но шёл.
Я назвала его Чудом. Потому что иначе его было не назвать.
С тех пор он ходил за мной повсюду. В курятник, на крыльцо, в кладовку. Спал в ногах у кровати, и если я ворочалась, тихо мяукал, словно спрашивал: «Ты ещё здесь?» А когда я плакала особенно по вечерам подходил, терся о руку и смотрел в глаза.
Он стал для меня исцелением. Зеркалом. Смыслом.
Соседка, тётя Галя, только качала головой:
Люба, да ты с ума сошла? Таких на улице как звёзд на небе. Зачем он тебе?
Я лишь пожимала плечами. Как объяснить, что этот чёрный, изувеченный кот спас меня? Что с его появлением я снова начала жить, а не просто существовать?
К весне он уже грелся на крыльце, гонялся за бабочками. Научился бегать по-своему на трёх лапах. Сначала спотыкался, но быстро приноровился. Даже мышей начал ловить однажды принёс добычу. Гордо. Показал мне и ушёл спать.
Однажды он пропал на целый день. Я извелась, искала его по всей округе, звала, заглядывала в лес. К вечеру он объявился с расцарапанной мордой, но победительной походкой. Может, навещал прошлое. А может, сводил с кем-то счёты. Потом три дня спал, почти не вставая.
Он прожил со мной пять лет. Не выживал жил. Со своими привычками, характером, нравом. Любил гречневую кашу с маслом, ненавидел пылесос, от грозы прятался под одеяло или, если я была рядом, ко мне под бок.
Старел он быстро. В последний год почти не выходил во двор. Больше спал, меньше ел, движения стали осторожными. Я чувствовала конец близок. Но каждое утро, проснувшись, сначала проверяла, дышит ли он. И если да благодарила Бога.
А однажды весной он просто не проснулся. Лежал, как всегда, на своём одеяле у печки. Только глаза не открыл. Я села рядом, положила ладонь на его бок он ещё был тёплый. Но сердце уже знало.
Слёзы пришли не сразу. Долго гладила его, шептала: «Спасибо, Чудо. Ты был всем. Без тебя не было бы и меня».
Похоронила его под старой яблоней. Там, где он любил лежать в тени летом. В коробке, выстланной мягкой фланелью. Простилась молча. По-честному.
С тех пор прошло три года. Теперь у меня живёт другой кот полосатый, молодой, озорной. Совсем не похож на него. Но иногда, особенно вечером, мне кажется, будто я вижу чёрную тень на пороге. Или слышу знакомый шорох.
В такие моменты я улыбаюсь.
Потому что знаю: он здесь. Со мной. Он часть меня. Моё Чудо.
Если у тебя тоже был кто-то, как моё Чудо поделись своей историей.
