Всю свою жизнь я прожила ради детей, пока в 48 лет не узнала, что такое настоящая жизнь.
Светлана сидела на старом диване в своей московской квартире, разглядывая обои, которые не меняла уже двадцать лет. Её руки, изрезанные годами стирки, готовки и уборки, лежали на коленях без сил. Она была матерью троих детей и женой, которая всегда ставила семью на первое место. Но в 48 лет её вдруг осенило: вся её жизнь прошла не в роли матери или жены, а в роли служанки. Служанки в собственном доме, где её мечты и желания растворились в бесконечной рутине.
Её дети Артём, Алина и Даша были центром её вселенной. С их рождения Светлана забыла, что значит думать о себе. Она вставала в пять утра, чтобы приготовить завтрак, собрать их в школу, проверить уроки, постирать одежду, пока её собственные платья пылились в шкафу. Когда Артём в детстве болел, она ночами сидела у его кровати, забывая про сон. Когда Алина захотела заниматься танцами, Светлана экономила на всём, чтобы оплатить кружок. Когда Даша мечтала о новом телефоне, она подрабатывала, лишь бы купить его. Она никогда не спрашивала себя: а чего хочет она сама? Она верила, что её роль отдавать всё до последней капли.
Её муж, Дмитрий, был не лучше. Приходил с работы, садился перед телевизором и ждал ужина, как будто так и должно быть. «Ты же мать, это твоя обязанность», говорил он, если Светлана осмеливалась пожаловаться на усталость. Она молчала, глотая слёзы, и продолжала крутиться как белка в колесе. Её жизнь сводилась к одному: делать других счастливыми, даже если взамен она получала лишь крохи внимания. Дети росли, становились самостоятельнее, но их просьбы не уменьшались. «Мама, приготовь что-нибудь вкусное», «Мама, постирай мои джинсы», «Мама, дай денег в кино». Светлана подчинялась, как автомат, не замечая, как ускользает её собственная жизнь.
В сорок восемь лет она чувствовала себя тенью. В зеркале она видела женщину с уставшими глазами, седыми волосами, на которые не было времени, и шершавыми от работы руками. Её подруга, Наталья, однажды спросила: «Света, ты живёшь для других. Но где же ты сама?» Эти слова задели её, но она лишь пожала плечами. Разве могло быть иначе? Она мать, жена, её долг заботиться о семье. Но где-то в глубине души уже тлела искорка крошечный огонёк, который скоро изменит всё.
Озарение пришло неожиданно. В тот день Алина, уже взрослая девушка, бросила небрежно: «Мама, ты опять плохо постирала мои вещи, они испорчены!» Светлана, которая всю ночь гладила её одежду, замерла. Что-то внутри перевернулось. Она посмотрела на дочь, разбросанную одежду, кухню, заваленную грязной посудой, и поняла: с неё хватит. Она больше не хочет этого. В тот вечер она не стала готовить ужин. Впервые за двадцать лет она закрылась в комнате и заплакала не от грусти, а от осознания, что её жизнь прошла мимо неё.
На следующий день Светлана сделала то, на что никогда не решалась: пошла в парикмахерскую. Сидя в кресле, она смотрела, как тусклые пряди падают на пол, и чувствовала, как груз прошлого растворяется. Она купила платье первое за много лет, не думая о том, понравится ли оно семье. Записалась на курсы рисования, о которых мечтала в юности, но бросила ради других. Каждый шаг был как глоток воздуха после долгого пребывания под водой.
Дети были в шоке. «Мама, ты больше не будешь готовить?» спросил Артём, привыкший к её самоотдаче. «Буду, но не всегда. Учитесь справляться сами», ответила Светлана, дрожащим от страха и решимости голосом. Дмитрий ворчал, но она больше не боялась его недовольства. Она научилась говорить «нет», и это слово стало её освобождением. Она не перестала любить семью, но впервые поставила себя на первое место.
Год спустя Светлана смотрела на мир иначе. Она писала картины и выставляла их на местных ярмарках. Смеялась чаще, чем плакала. Её московская квартира больше не была складом чужих вещей это было её пространство, где пахло кофе и красками. Дети начали помогать, хоть поначалу и ворчали. Дмитрий продолжал бурчать, но Светлана теперь знала: если он не примет её такой, она уйдёт. Она больше не была служанкой. В сорок восемь лет она наконец нашла себя.
