Всю свою жизнь я прожил ради детей, пока в 48 лет не понял, что значит жить по-настоящему.
Я сидел в старом кресле нашей московской квартиры, глядя на обои, которые не менялись с девяностых. Мои руки, огрубевшие от бесконечного мытья посуды и уборки, лежали на коленях. Отец троих детей, муж, который всегда ставил семью на первое место. Но в тот день я осознал: я не был ни отцом, ни мужем. Я был слугой. Слугой в собственном доме, где мои мечты растворились в бесконечных хлопотах.
Мои дети Артём, Алина и Лиза были центром моей вселенной. С их рождения я забыл, что значит думать о себе. Я вставал в пять утра, чтобы приготовить завтрак, собрать их в школу, проверить уроки, постирать их вещи, пока мои собственные костюмы пылились в шкафу. Когда Артём болел в детстве, я ночами сидел у его кровати, забыв про сон. Когда Алина захотела заниматься балетом, я экономил на всём, чтобы оплатить занятия. Когда Лиза мечтала о новом телефоне, я подрабатывал, чтобы купить его. Я никогда не спрашивал себя: а чего хочу я? Я считал, что моя роль отдавать всё, до последней капли.
Моя жена, Ольга, тоже не облегчала мою жизнь. Она возвращалась с работы, садилась перед телевизором и ждала ужина, как будто так и должно быть. «Ты же отец, это твоя обязанность», говорила она, если я осмеливался пожаловаться на усталость. Я молчал, сглатывал обиду и продолжал крутиться, как белка в колесе. Моя жизнь сводилась к одному: делать других счастливыми, даже если взамен получал лишь крохи внимания. Дети взрослели, становились самостоятельнее, но их просьбы не уменьшались. «Пап, приготовь что-нибудь вкусное», «Пап, почини мой велосипед», «Пап, дай денег на кино». Я подчинялся, как автомат, не замечая, как ускользает моя собственная жизнь.
В сорок восемь я чувствовал себя тенью. В зеркале видел мужчину с усталыми глазами, сединой, на которую не было времени обратить внимание, и руками, огрубевшими от работы. Мой друг Сергей как-то сказал: «Ты живёшь ради других. Но где ты сам?» Эти слова задели меня, но я лишь пожал плечами. Разве мог я поступить иначе? Я был отцом, мужем, моим долгом было заботиться о семье. Но внутри уже тлела искра крошечный огонёк, который скоро изменит всё.
Переломный момент наступил внезапно. В тот день Алина, уже взрослая девушка, бросила небрежно: «Пап, ты опять плохо постирал мою кофту, она испорчена!» Я замер. Внутри что-то переломилось. Я посмотрел на дочь, на разбросанные вещи, на кухню, заваленную грязной посудой, и понял: с меня хватит. Больше не хочу. В тот вечер я не стал готовить ужин. Впервые за двадцать лет я закрылся в комнате и заплакал не от горя, а от осознания, что моя жизнь прошла мимо меня.
На следующий день я сделал то, на что никогда не решался: пошёл в парикмахерскую. Сидя в кресле, я смотрел, как ножницы срезают мои тусклые волосы, и чувствовал, как тяжесть прошлого уходит. Купил себе новый пиджак первый за много лет, не думая, понравится ли он семье. Записался на курсы резьбы по дереву, о которой мечтал в юности, но бросил ради других. Каждый шаг был глотком воздуха после долгого удушья.
Дети были в шоке. «Пап, ты больше не будешь готовить?» спросил Артём, привыкший к моей заботе. «Буду, но не всегда. Учитесь сами», ответил я, дрожащим от страха и решимости голосом. Ольга ворчала, но я больше не боялся её недовольства. Я научился говорить «нет», и это слово стало моим освобождением. Я не перестал любить семью, но впервые поставил себя на первое место.
Год спустя я смотрел на мир иначе. Вырезал по дереву и даже продавал свои работы на ярмарках. Смеялся больше, чем грустил. Наша московская квартира перестала быть складом чужих вещей теперь здесь пахло кофе и деревом. Дети начали помогать, хотя поначалу ворчали. Ольга всё ещё бурчала, но я знал одну вещь: если она не примет меня таким, я уйду. Я больше не был слугой. В сорок восемь лет я наконец нашёл себя.
Жизнь научила меня: нельзя отдавать всего себя другим, забыв о собственной душе. Иначе однажды оглянешься а ты и не жил вовсе.
