В тот самый миг, когда время остановилось, а сердце колотилось в такт страху и надежде, семнадцатилетняя девушка из глухой сибирской деревни совершила невозможное стала врачом, матерью, спасительницей и символом того, что истинное призвание рождается не в кабинетах, а в сердце, бьющемся за других.
Это был не просто день. Это была точка, где сплелись судьбы, обстоятельства, ужас и чудо. Момент, изменивший жизни троих новорождённых, одной женщины и всего маленького городка. А началось всё под мерцающим светом ламп в родильном отделении Центральной районной больницы той самой, что ютилась на окраине Богом забытого посёлка, где каждое рождение было событием, а каждая смерть горем, отравляющим воздух на долгие годы.
Лампы в коридоре мигали, будто предупреждая: что-то случится. Писк аппаратов сливался в тревожную симфонию. Стены, выкрашенные в блёкло-зелёный, впитывали пот, слёзы и шёпот молитв. Медсёстры бежали, врачи кричали, но всё это было лишь фоном для бури, что вот-вот грянула за дверью операционной 3.
Туда на каталке везли Екатерину Белову двадцатисемилетнюю женщину, мечтавшую о двойне. Она представляла, как малыши будут держаться за ручки, смеяться в унисон, как она станет петь им колыбельные. Но мечты не всегда идут по плану. Врачи с тревогой смотрели на УЗИ: оба ребёнка в ножном предлежании. Без срочного кесарева сечения ни единого шанса. Ни для них, ни для неё.
Операцию назначили на 18:00. Доктор Волков уже ехал из соседнего города. Но на трассе произошла авария три машины, пожар, пробка на десять километров. До больницы оставалось тридцать минут. А у Екатерины этих тридцати минут не было. У неё оставались секунды. Секунды, от которых зависело, увидят ли её дети рассвет.
В операционной царила суета. Медсестра, не спавшая седьмой час, еле держалась на ногах. Глаза застилала пелена усталости, руки дрожали. Акушер пытался успокоить Екатерину, но и он чувствовал что-то идёт не так. В углу, в белом халате, слишком большом для её хрупкой фигуры, стояла Аграфена Соколова семнадцатилетняя школьница, практикантка, мечтавшая стать хирургом. Она пришла сюда не ради галочки, не ради оценки. Она пришла, потому что с детства знала: её место у постели больного. Она заучивала учебники по акушерству, пересматривала сотни роликов о родах, училась различать каждый звук сердцебиения, каждый оттенок крика младенца. Она была как музыкант, запоминающий каждую ноту великой симфонии, чтобы однажды сыграть свою.
И вот этот день настал.
Екатерина закричала. Не просто закричала её вопль пронзил стены, как весть о беде. Датчики зашкалили. Сердцебиение одного ребёнка падало. Второй почти не шевелился. Анестезиолог крикнул: «Она теряет сознание!» но никто не решался взять ответственность. Медсестра внезапно рухнула на пол. Судороги, бледность, обморок перегрузка, стресс, четырнадцать часов без отдыха. В операционной воцарился хаос. Кто-то бежал за помощью, кто-то пытался подключить кислород, но никто не делал главного не начинал роды. Немедленно.
И тогда из тени шагнула вперёд Аграфена.
Она не колебалась. Не оглядывалась. Лицо её было бледным, губы дрожали, но глаза острые, как скальпель. Она натянула перчатки. Глубоко вдохнула. Подошла к столу и взяла Екатерину за руку.
Меня зовут Аграфена, сказала она тихо, но так, что слышали все. Я не врач. Я ученица. Но я всё видела. Всё знаю. Пожалуйста доверьтесь мне. У нас нет времени.
Екатерина смотрела на неё, как на видение. В глазах ужас и надежда.
Ты же совсем девочка
Да, кивнула Аграфена. Но ваши дети ждут не девочку. Они ждут жизнь. А я могу дать её им. Сейчас.
Она встала на позицию. Пальцы, дрожавшие секунду назад, теперь двигались с хирургической точностью. Она вспомнила каждую строчку из учебников, каждое движение, которое видела у доктора Волкова. Ножное предлежание один из самых опасных сценариев. Риск удушья, разрыва, смерти. Но Аграфена не думала о рисках. Она думала только о том, чтобы эти крошечные человечки увидели свет. Живыми.
Дышите, Екатерина! крикнула она. Ещё раз! Сейчас!
И в этот миг как в сказке, как во сне появилась первая ножка. Аграфена мягко, но уверенно направляла движения. Мальчик. Первый. Крошечный, синеватый, но он кричал. Первый вдох. Первый шанс.
Но радость длилась мгновение. Второй ребёнок девочка не подавала признаков жизни. Сердцебиение 60 ударов. Критично. У неё оставалась минута.
Аграфена не закричала. Не запаниковала. Она вспомнила приём поворота, виденный ею однажды. Быстро, но бережно развернула Екатерину на бок. Приподняла таз. Лёгкое давление. И осторожно провела руку внутрь. В тот момент каждый нерв в теле кричал: «Стоп!» Но сердце шептало: «Вперёд».
И вот тельце. Головка. И крик. Громкий, чистый, как весенний ручей. Девочка жила. Дышала. Жила.
Аграфена опустилась на пол. На руках двое новорождённых. Мальчик и девочка. Кожа ещё синеватая, но грудь поднималась. Сердца стучали. Они были живы. А она плакала. Не от страха. Не от усталости. От переполняющей благодарности. За то, что успела. За то, что смогла.
Когда доктор Волков ворвался в операционную, он ждал увидеть катастрофу. Вместо этого перед ним предстала картина, которую словами не описать: девчонка в залитом кровью халате сидит на полу, прижимая к груди двух младенцев, а вокруг слёзы, шок, благоговение.
Кто их принял? хрипло спросил он.
Она, прошептала медсестра, указывая на Аграфену. Одна.
Доктор опустился рядом с ней на колени. Взглянул в глаза.
Боялась?
Аграфена кивнула. Медленно. Честно.
Очень. Но я думала не о
Семнадцатилетняя мама: Испытание и счастье юного материнства