«Ты сама виновата, что у тебя нет денег никто не заставлял тебя выходить замуж и рожать детей», бросила мне мать, когда я попросила о помощи.
Мне было двадцать, когда я вышла замуж за Дмитрия. Мы сняли крохотную однушку на окраине Подольска. Оба работали: он на стройке, я в аптеке. Жили скромно, но хватало. Мечтали накопить на свою квартиру, и тогда казалось, что всё возможно.
Потом родился Артём. Через два года Никита. Я ушла в декрет, а Дмитрий начал брать подработки. Но денег всё равно не хватало. Всё уходило на подгузники, смеси, врачей, счета и, конечно, аренду. Только за жильё отдавали половину его зарплаты.
Я смотрела на сыновей и каждое утро просыпалась с одним страхом: а что, если Дмитрий заболеет? А если нас выселят? Что мы будем делать?
Моя мать жила одна в двушке. Бабушка тоже. Обе в Москве. Обе с пустующей гостиной. Я не просила дворца лишь угол, временный. Пока дети маленькие. Пока мы не встанем на ноги.
Я предложила матери переехать к бабушке: вдвоём в одной квартире, а мы займём другую. Мы не занимали бы много места всего я, Дмитрий и двое детей. Но она даже слушать не стала.
Жить с матерью? фыркнула она. Ты с ума сошла? Думаешь, моя жизнь кончена? Я ещё молода. А с этой старухой только нервы трепать. Живи где хочешь, но меня не трогай.
Я проглотила обиду молча. Позвонила отцу. Он давно жил с новой женой. У них просторная четырёхкомнатная квартира, и я надеялась, что он возьмёт к себе бабушку. Всё-таки она его мать. Но он тоже отказался. Сказал, что у него дети от второго брака и «квартира и так забита до потолка».
В отчаянии я снова позвонила матери. Рыдала, умоляла приютить нас хотя бы ненадолго. И тогда она бросила мне в лицо:
Сама виновата, что без денег. Никто не заставлял тебя замуж выходить. Никто не просил детей рожать. Захотела быть взрослой? Теперь расхлёбывай сама.
Меня будто током ударило. Я сидела на кухне с телефоном в руках, и казалось, что мир рушится. Это говорила моя мать. Женщина, которая должна быть моей опорой. Я просила не так уж много лишь угол, лишь каплю жалости.
На следующий день мы с Дмитрием решали, что делать. Единственная, кто откликнулся на нашу беду, его мать, Татьяна Ивановна. Она жила в деревне под Серпуховом, в доме с огородом. У неё была свободная комната, и она с радостью согласилась нас принять. Даже предложила сидеть с детьми, пока мы работаем.
Но я боюсь. Это не город. Это глушь. Там нет поликлиники, нормальной школы, даже транспорта. Страшно, что если мы уедем, то уже не вернёмся. Что дети вырастут без возможностей, без будущего. Что я сломаюсь и смирюсь.
Но выбора у нас нет. Мать отвернулась. Бабушка слишком стара, чтобы нас приютить. Отец не считает нас семьёй. И теперь я стою на распутье: либо в никуда, либо принять помощь, которая, хоть и чужая, но искренняя.
Знаешь, что больнее всего? Не бедность. Не трудности. А знать, что самые родные становятся самыми далёкими, когда они нужнее всего. И мой самый большой страх не за себя. За детей. Чтобы они никогда не узнали, каково это быть нежеланными для собственной бабушки.
