Живот урчал, как бездомный пёс, а руки коченели от холода. Я шла по тротуару, глядя на освещённые витрины ресторанов, где запах свежей еды ранил сильнее, чем мороз. В кармане не было ни копейки.
НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ПИТАТЬСЯ ОСТАТКАМИ
Город был ледяным. Такой холод, от которого не спасает шарф и руки, засунутые в карманы. Это был холод, проникающий в кости, напоминающий, что ты один без дома, без еды без близких.
Я хотела есть.
Не ту лёгкую голодную дрожь, когда не ел пару часов, а ту, что поселяется в теле на дни. От которой живот гудит, как барабан, а голова кружится от резкого движения. Настоящий голод. Голод, который болит.
Больше двух дней я не брала в рот ни крошки. Лишь глотнула воды из уличной колонки и откусила кусок чёрствого хлеба, подаренного прохожей старушкой. Обувь была рваной, одежда грязной, а волосы спутались, будто я дралась с ветром.
Я шла по проспекту, где сверкали дорогие рестораны. Тёплый свет, тихая музыка, смех гостей всё это было чужим миром. За стёклами семьи поднимали бокалы, пары улыбались, дети играли с приборами, будто в жизни не бывает боли.
А я я мечтала о куске хлеба.
После долгих блужданий я вошла в ресторан, откуда пахло раем. Аромат жареного мяса, горячей гречки и топлёного масла сводил с ума. Столы были заняты, но сначала никто не обратил на меня внимания. Увидев освободившийся столик с остатками еды, я едва не закричала от надежды.
Подошла осторожно, не глядя по сторонам. Села, будто была гостьей, будто имела право быть здесь. И, не раздумывая, схватила чёрствый кусок хлеба из корзинки. Он был холодным, но для меня пиром.
Дрожащими руками я подобрала остывшую картошку, сдерживая слёзы. Потом почти сухой кусок мяса. Жевала медленно, словно это последняя еда на свете. Но тут грубый голос врезался, как пощёчина:
Эй. Так нельзя.
Я окаменела. С трудом проглотила и опустила взгляд.
Передо мной стоял высокий мужчина в идеальном тёмном костюме. Туфли блестели, галстук лежал безупречно. Это был не официант. Даже не обычный посетитель.
Про простите, прошептала я, чувствуя, как лицо горит от стыда. Я просто хотела есть
Пыталась сунуть картошку в карман, будто это спасёт от унижения. Он молчал, глядя так, будто не понимал сердиться или жалеть.
Иди за мной, приказал он наконец.
Я отпрянула.
Я ничего не украду! взмолилась. Дайте доесть, и я уйду. Клянусь, не устрою сцену.
Я чувствовала себя ничтожной, разбитой, невидимой. Будто была лишь назойливой тенью.
Но вместо того, чтобы выгнать, он поднял руку, кивнул официанту и сел за дальний столик.
Я замерла, не понимая. Через минуту официант поставил передо мной дымящееся блюдо: рассыпчатую гречку, сочное мясо, тушёные овощи, ломоть тёплого хлеба и большой стакан молока.
Это мне? голос дрожал.
Да, улыбнулся официант.
Я подняла глаза. Незнакомец наблюдал за мной. В его взгляде не было насмешки. Не было жалости. Лишь странное спокойствие.
Подошла к нему, ноги будто ватные.
Зачем вы накормили меня? прошептала я.
Он снял пиджак, будто сбрасывал невидимые доспехи.
Потому что никто не должен выживать на объедках, твёрдо сказал он. Ешь спокойно. Я владелец этого места. И отныне здесь для тебя всегда будет еда.
Я онемела. Слёзы жгли глаза. Плакала не только от голода. Плакала от стыда, усталости, унижения и от облегчения, что кто-то впервые за долгое время увидел меня по-настоящему.
Я возвращалась на следующий день.
И ещё.
И снова.
Каждый раз официант встречал меня улыбкой, будто я постоянная гостья. Я ела молча, аккуратно складывала салфетки.
Однажды вечером он снова появился мужчина в костюме. Пригласил к своему столику. Я колебалась, но его голос давал ощущение безопасности.
Как тебя зовут? спросил он.
Лидия, тихо ответила я.
Сколько лет?
Семнадцать.
Он кивнул. Больше не спрашивал.
Потом сказал:
Ты голодна. Но не только еды.
Я удивлённо взглянула.
Тебе не хватает уважения. Достоинства. Чтобы кто-то спросил, как ты, а не смотрел, как на мусор.
Я молчала. Он был прав.
Где твоя семья?
Мама умерла от болезни. Отец ушёл к другой. Не вернулся. Я осталась одна. Меня выгнали. Идти было некуда.
А школа?
Бросила в восьмом классе. Стыдно было ходить грязной. Учителя смотрели, как на чудище. Дети смеялись.
Он снова кивнул.
Тебе нужна не жалость. Возможности.
Достал визитку.
Завтра иди по этому адресу. Это центр для таких, как ты. Там дадут еду, одежду, но главное знания. Хочу, чтобы ты попробовала.
Почему? слёзы катились по щекам.
Потому что в детстве я тоже ел объедки. Кто-то помог мне. Теперь моя очередь.
Прошли годы. Я окончила курсы в центре. Научилась готовить, свободно читать, работать на компьютере. Получила тёплую кровать, уроки уверенности, психолога, который объяснил: я не хуже других.
Сейчас мне двадцать три.
Я управляю кухней того самого ресторана, где всё началось. Волосы чистые, форма выглажена, обувь крепкая. Следую правилу: никто не уйдёт голодным. Порой приходят дети, старики, беременные все жаждут не только хлеба, но и человеческого взгляда.
Каждому я говорю с улыбкой:
Ешь спокойно. Здесь не осуждают. Здесь кормят.
Мужчина в костюме иногда заходит. Галстук теперь повязан свободнее. Он подмигивает, а после смены мы пьём чай.
Я знал, ты далеко пой
