Женщина, сломанная потерей сына, затерялась в глухой деревне. Лишь её пёс помог ей услышать зов сердца он привёл её к маленькой девочке, спрятавшейся в чаще.
Алевтина положила заявление об уходе на стол главврача Артёма Леонидовича. Он снял очки, провёл рукой по усталому лицу и посмотрел на неё с такой глубокой, почти отцовской болью, что у неё на миг дрогнуло сердце.
Алевтина, подумайте ещё раз, тихо сказал он. Возьмите отпуск. Вы нам очень нужны.
Она покачала головой:
Не могу, Артём Леонидович Не здесь.
Грызущее чувство вины не давало покоя: как мать, она не спасла своего ребёнка, как врач не смогла его вылечить. Каждый детский плач в коридорах больницы разрывал душу, каждый смех звучал как укор.
Артём Леонидович был человеком добрым, мудрым, всегда находившим нужные слова. Она давно замечала, как он смотрит на неё с теплотой, но никогда не переступал границ всегда оставался тактичным. Сейчас в его глазах читалось настоящее сострадание, и от этого становилось только тяжелее.
«Поймите же, меня больше нет, кричало внутри. Та Алевтина, которую вы знали, умерла вместе с Сашей».
Внутри была пустота холодная, звенящая. Хотелось свернуться в комок и рыдать, но она лишь сжала кулаки, вонзив ногти в ладони.
Я пойду, прошептала она и выскользнула из кабинета, боясь расплакаться прямо перед ним таким близким и таким далёким.
Единственная мысль бежать. Уехать туда, где нет знакомых лиц, сочувственных взглядов, где не слышно детского смеха. Квартиру продала за бесценок лишь бы быстрее.
Поезд медленно прополз мимо крошечной станции, затерянной среди лесов. Алевтина вышла на деревянный перрон, чувствуя усталость во всём теле. Две старушки на скамейке тут же зашептались.
К кому приехала, родная? Или заплутала? спросила одна, кутаясь в пёстрый платок.
Алевтина слабо улыбнулась:
Сына похоронила. Хочу побыть одна.
Бабушки переглянулись, в их глазах мелькнуло понимание.
Не замыкайся, дочка. У Матрёны дом пустой стоит она к дочери в город уехала. Хороший дом, крепкий. Только одной там тяжело будет.
Они дали адрес, и Алевтина побрела по пыльной дороге к своему новому жилью, если его можно было так назвать.
Матрёна встретила её настороженно, но, узнав причину, смягчилась:
Живи пока. Денег не надо. Вот только Васька остался кот. Диковатый, но мышей ловит. Не обижай его.
Первый вечер в доме, пропитанном запахом сушёных трав и старого дерева, казался бесконечным. Каждый скрип пола, каждый шорох за окном возвращал к воспоминаниям. Саша Он бы сейчас бегал по комнатам, исследовал каждый угол.
Дни тянулись медленно. Алевтина красила, убирала, мыла лишь бы занять руки. Но горе не уходило. По вечерам, сидя на крыльце, она рассказывала сыну, что сделала за день, и слёзы текли сами. Здесь, в глуши, её никто не видел и она не сдерживалась.
Однажды, когда тоска сжала сердце, к ней тихо подошёл Васька большой рыжий кот. Постоял, посмотрел умными глазами, потом ткнулся мордой в ногу.
Алевтина замерла, потом погладила его. Кот заурчал. Этот простой, живой звук вызвал новый поток слёз. Она прижала его к себе, уткнувшись в шерсть, и плакала, пока не уснула прямо на крыльце, обняв единственное живое существо, которое осмелилось подойти так близко.
Через пару недель соседка принесла щенка дворнягу, худого и любопытного.
Возьми, Алёна, а то утопят. Тебе и компания, и охрана, сказала женщина.
Щенка назвали Барсом за гордую осанку. Сначала Васька шипел, но скоро смирился. Теперь они спали у печки, а Алевтина впервые за долгое время улыбнулась, глядя на их игры.
Деревенские узнали, что в доме Матрёны теперь живёт бывшая врач, и стали приходить за помощью померить давление, сделать укол. Алевтина отказывалась, но, видя их доверчивые лица, не могла сказать «нет».
Она всё чаще уходила в лес. Барс носился впереди, облаивая птиц, а Васька неожиданно стал ходить с ними, ловко перепрыгивая коряги. Лес не осуждал, не требовал ничего здесь можно было дышать.
Постепенно лёд в сердце начал таять.
Однажды вечером её охватило странное беспокойство.
Не сегодня, попыталась отогнать его, но Барс заволновался у двери.
Взяв фонарь, она пошла за ним. Пёс уверенно вёл её в глубь леса. В овраге, под корнями старой сосны, он залился лаем.
Алевтина посветила фонарём на земле лежала девочка, без сознания.
Она подхватила маленькое тельце и побежала домой. Лера была ледяной, пульс едва прощупывался. Барс и Васька крутились рядом, тыкаясь мордами в ноги, будто старались помочь.
Дома Алевтина растирала её спиртом, кутала в одеяла. Прошло два часа, прежде чем девочка открыла глаза голубые, полные страха.
Где я? прошептала она.
В безопасности, мягко сказала Алевтина. Как тебя зовут?
Лера Мой папа врач, он меня спасёт.
Сердце сжалось.
Я сейчас, вышла, чтобы девочка не видела её слёз.
Вскоре приехал участковый Ковалёв, крепкий мужчина на стареньком «буханке».
Дело тёмное. Девочка не местная?
Оказалось, Лера приехала с матерью, которая снимала дом у родни. Родители в разводе, мать пила. Похоже, девочка убежала после ссоры.
Вот дела, Алевтина, вздохнул Ковалёв. Если в опеку сообщить заберут. Отцу придётся долго судиться.
Она смотрела на Леру, на её худенькое лицо, и внутри что-то перевернулось.
Пусть останется у меня, неожиданно сказала. Пока отец не приедет.
Ковалёв удивлённо посмотрел на неё, но в глазах мелькнула теплота.
Ладно. Нужно связаться с отцом.
На следующий день к дому подъехала машина. Из неё вышел Артём Леони
Женщина, разбитая горем после потери сына, сбежала от мира в глухую сибирскую деревню. Но её верный пёс помог ей снова услышать зов жизни — он привёл её к одинокой девочке, которая нуждалась в любви