Ты сегодня сказал, что женился на мне, потому что я «удобная»! Ну и что? Он пожал плечами. Разве это плохо?
Ты опять в этом старом халате? Максим с отвращением посмотрел на Анастасию, застёгивая манжету рубашки, будто облачаясь в доспехи перед битвой.
Она замерла с чашкой кофе в руках. Пар тонкой струйкой поднимался вверх, обжигая пальцы, но она не убирала их.
Он удобный.
Ну да, удобный, фыркнул он, поправляя галстук перед зеркалом. Как и всё в тебе.
Анастасия опустила глаза. Кофе больше не парил. Поверхность почернела, отражая потолок, словно маленькое разбитое зеркало.
Макс, ты
Что? Он уже доставал ключи, металл звякнул об обручальное кольцо.
Ничего.
Дверь захлопнулась так сильно, что задрожали полки с фарфором.
***
Они познакомились на работе. Она тихая, скромная бухгалтер, прятавшая волосы в небрежный пучок, он самоуверенный менеджер, чей смех разносился по коридорам. Максим красиво ухаживал: розы с каплями росы на лепестках, ужины при свечах, где он заказывал для неё стейк средней прожарки, не спрашивая, что она любит.
Ты же не из тех, кто ноет из-за ерунды, да? как-то спросил он на третьем свидании, поправляя салфетку у неё на коленях.
Нет, улыбнулась Анастасия, будто не замечая тревожных звоночков.
Вот и хорошо. Моя бывшая вечно устраивала скандалы
Она не придала этому значения. А потом свадьба, дети, дом. Всё как у людей.
Только иногда, когда она надевала платье с открытыми плечами, он говорил:
Тебе бы что-то попроще. Это не твой стиль.
Или когда она красила губы перед зеркалом, он мимоходом бросал:
Зачем? Всё равно дома сидишь.
А однажды, купив новые духи с лёгким цветочным ароматом, она услышала:
Пахнет, как в дешёвом магазине. Ты что, на тётю Любу из бухгалтерии равняешься?
И она больше не носила их.
А на день рождения он подарил ей пылесос.
Старый уже скрипит, объяснил он, наблюдая, как она разворачивает коробку. А то вечно вздыхаешь, когда убираешь.
Она поблагодарила. А потом долго смотрела в окно, пока дети не позвали резать торт.
Но она молчала. Потому что в целом он был хорошим мужем. Не бил, не пил, деньги приносил.
Разве этого мало?
***
Ты меня никогда не любил?
Тот же вечер. Тот же разговор. Максим отвел взгляд, будто проверяя, закрыта ли форточка.
Ну почему же Ты идеальная жена.
Это не ответ.
Он вздохнул, будто ей нужно объяснить таблицу умножения.
Настя, ну что ты заладила? У нас всё нормально.
Нормально?! Её голос дрожал, но не от слёз, а от ярости, наконец вырвавшейся наружу. Ты сегодня сказал, что женился на мне, потому что я «удобная»!
Ну и что? Он пожал плечами. Разве это плохо?
Она смотрела на него, будто видела впервые: этот загар на шее от тенниса с коллегами, а не с ней. Эта складка между бровями не от забот, а от раздражения, что ему приходится оправдываться.
А Оля?
Лицо Максима дёрнулось, будто кто-то дёрнул невидимую нитку.
При чём тут она?
Ты её любил.
Да, резко признал он, и в этом одном слове было больше чувства, чем за все их годы. Любил. Но с ней нельзя было построить нормальную семью.
Анастасия почувствовала, как что-то внутри ломается с тихим щелчком, будто сломался каблук: идти можно, но уже не так, как раньше.
То есть я покорная и хозяйственная замена.
Не драматизируй, он махнул рукой, будто отмахиваясь от комара. У нас дети. Дом. Что тебе ещё надо?
***
Она сомневалась.
Может, он прав? Может, любовь это роскошь, а семья важнее? Анастасия стояла у окна, наблюдая, как первые капли дождя расплываются по стеклу. В отражении виднелись следы её пальцев она так часто стояла здесь в последнее время, будто ждала, что мир за окном даст ей ответ.
А Максим Максим жил так, будто ничего не изменилось.
Через неделю, видя, что она снова смирилась, он и вовсе перестал притворяться.
Опять макароны? Он ковырял вилкой в тарелке, будто разбирал не еду, а доказательства её несостоятельности. Хоть бы приправу добавила.
Ты сам говорил, что не любишь острое, ответила она, но голос звучал чужим, будто кто-то другой произносил эти слова за неё.
Ну и что? Он отодвинул тарелку с видом, будто ему подали помои. Оля всегда готовила
Анастасия резко встала. Стул скрипнул по полу, оставляя царапину ещё одну метку в этом доме, ещё одну невидимую трещину.
Хочешь к Оле? Иди!
Да брось ты, он засмеялся, и этот смех резанул сильнее, чем крик. Куда я денусь? Ты же знаешь, что мне с тобой удобно.
В этот момент она наконец поняла.
Он даже не пытался её удержать. Не потому, что был уверен в её любви, а потому, что был уверен в её покорности.
Она начала замечать это во всём.
В том, как он больше не поправлял её, когда она «неправильно» одевалась просто проходил мимо, не глядя. В том, как перестал задерживать на ней взгляд, будто она стала частью интерьера диваном, на который уже не садятся. В том, как его «спокойные» дни длились неделями без ссор, без претензий, просто ничего.
И самое страшное было то, что это «ничто» оказалось громче любого крика.
Она стояла на кухне, сжимая край стола, и вдруг осознала: он даже не злится. Он просто ждёт, когда она смирится. Как смирилась с пылесосом вместо подарка. Как смирилась с тем, что перестала носить духи. Как смирилась с тем, что она не из тех, кто «ноет из-за ерунды».
И тогда внутри что-то перевернулось.
Не боль, не злость освоб
