Я осталась сиротой в шесть лет, когда моя мама рожала младшего брата.
До сих пор помню тот день. Мы с сестрой уже были на свете, а мама ждала третьего. В ушах стоят её крики, шум соседок, суетившихся вокруг, пока её голос не смолк навсегда
Почему не позвали врачей? Почему не отвезли в больницу? Было ли это село слишком далёко? Дороги размыло? Не знаю. Но причина была в этом я уверена. Мама умерла в родах, оставив нас одних с крошечной Оленькой.
Отец, убитый горем, был здесь один вся его родня жила на юге, помочь было некому. Соседки шептали: «Женись поскорее». Не прошло и недели после похорон, как он уже нашёл невесту.
Ему посоветовали учительницу добрую, говорят, женщину. Отец послушался. Сделал предложение, и та согласилась. Может, он ей приглянулся? Молодой, статный, смуглый, с чёрными, как у цыгана, глазами кому не понравится?
Как бы там ни было, однажды вечером он привёл её к нам.
Вот вам новая мама!
В груди защемило, горький ком подкатил к горлу. Дом ещё хранил мамин запах. Мы носили платья, которые она сшила и помыла своими руками, а он уже подсовывал нам замену. Сейчас я его понимаю, но тогда возненавидела и его, и эту женщину. Не знаю, что она ему нашептала, но вошла она под руку с отцом, оба навеселе.
Зовите меня мамой, и я останусь, сказала она.
Я тут же шепнула сестре:
Она не мама. Наша мама умерла. Не зови!
Малютка заплакала, а я, старшая, твёрдо заявила:
Нет, мы не будем! Ты нам чужая!
Ну и наглецы! фыркнула та. Тогда и не надо.
Учительница хлопнула дверью, отец метнулся за ней, но на пороге застыл. Постоял, опустив голову, потом вернулся, обнял нас и разрыдался. Мы плакали вместе с ним даже Оленька в пелёнках хныкала. Мы тосковали по маме, он по жене, но в наших слезах было больше боли. Сиротские слёзы везде одинаковы, а материнскую потерю не смягчит никакой язык. Больше отца я в слезах не видела.
Он пробыл с нами ещё две недели. Работал в леспромхозе бригаду ждал выезд в тайгу. Выбора не было: в деревне другой работы не находилось. Он договорился с соседкой, оставил ей денег на еду, Оленьку определил к другой. А сам ушёл на вырубку.
Так мы остались одни. Соседка приходила, готовила, топила печь и уходила у неё свои заботы были. А мы целыми днями холод, голод и страх.
Деревня думала, как помочь. Нам нужна была женщина но не абы какая, а такая, чтобы смогла принять чужих детей как своих. Где такую найти?
Со временем пошли разговоры: у одной из местных есть дальняя родственница, молодая ещё, брошенная мужем детей не могла иметь. То ли были, да умерли, то ли Бог не дал, точно никто не знал. Раздобыли адрес, написали письмо, и через тётю Марину к нам вызвали Зинаиду.
Отец ещё в тайге был, когда Зина пришла рано утром. Вошла так тихо, что мы и не слышали. Я проснулась от шагов в избе. Кто-то ходил, шуршал посудой на кухне, а в воздухе пахло блинами!
Тихонько подглядели в щёлку. Зинаида спокойно хлопотала: мыла тарелки, подметала пол. Потом услышала, что мы проснулись.
Идите-ка, беляночки, завтракать!
Мне стало смешно она нас «беляночками» назвала. А ведь и правда: мы с сестрой светловолосые, голубоглазые, в маму.
Робко вышли.
Садитесь за стол!
Уговаривать не пришлось. Съели блины и сердце оттаяло.
Зовите меня тётей Зиной.
Потом она нас искупала, помыла одежду и ушла. На следующий день мы ждали: вернётся ли? Вернулась! И в её руках изба преобразилась. Чистота, порядок как при маме. Три недели прошло, отец в тайге. Тётя Зина опекала нас, но держалась строго словно боялась, чтобы мы к ней не привязались. Особенно Верка к ней тянулась ей всего три года было. Я же осторожничала. Зинаида редко улыбалась, не баловала. Наша мама пела, плясала, отца «Серёжей» называла.
Когда отец вернётся, может, меня не примет. Какой он? спросила она однажды.
Я растерялась и чуть не сболтнула лишнего:
Хороший! Спокойный! Выпьет и сразу спать!
Зинаида насторожилась:
Часто пьёт?
Да! бодро ответила Верка, но я её толкнула:
Только по праздникам!
Тётя Зина в тот вечер ушла задумчивая, а отец вернулся ночью. Вошёл в избу, огляделся:
Думал, тут бардак, а вы как сыр в масле.
Рассказали ему всё. Он задумался, потом сказал:
Ну что ж, посмотрим на эту новую хозяйку. Какая она?
Красивая! выпалила Верка. Блины печёт, сказки рассказывает.
Сейчас, вспоминая, я улыбаюсь. Зинаида и правда была некрасивой худая, невзрачная. Но дети чувствуют, где настоящая красота живёт.
Отец рассмеялся, принарядился и пошёл к тёте Марине.
Наутро он привёл Зинаиду. Разбудил нас рано, сходил за ней, и она снова вошла в избу несмело будто боялась чего-то.
Я шепнула Верке:
Давай назовём её мамой?
И вместе закричали:
Мама! Мама пришла!
Отец и Зинаида вместе принесли Оленьку. Для неё Зина и стала настоящей матерью. Холила её, лелеяла. Оля маму не помнила. Верка забыла. А я с отцом помним. Как-то раз слышала, как он, глядя на мамину фотографию, прошептал:
Зачем так рано ушла? Забрала с собой всю радость мою.
Потом я уехала. С четвёртого класса в интернат, деревня школой не богата. После седьмого в техникум. Всё рвалась из дома. Почему? Зинаида никогда ни словом, ни делом меня не обидела, заботилась, как о родной. А я отстранялась. Неблагодарная, да?
Стала а
