Виски не помогло. Ничего не помогало.
Я сидел в своей пентхаусе, на 80м этаже над городом, а медальон тяжёлым грузом лежал на блестящем столе. Рядом единственная фотография мамы, которой я владел с детства, формальный портрет, спрятанный в ящике.
Обе картинки совпадали.
Нет, шепнул я, и голос прозвучал пусто в огромной комнате. Это невозможно.
Но доказательства говорили сами за себя: девочка, медальон, ложь.
Я открыл ноутбук. Пальцы, обычно скрещивающие контракты на миллиарды, дрожали, набирая «Ана Мендоса». Я просматривал открытые реестры, некрологи, списки приютов.
Через несколько часов сердце сжалось. Я нашёл запись.
Смерть. Два года назад. «Ана Мендоса, 52 года. Умерла в приюте Св. Габриэля».
Ни семьи, ни меня.
Отец солгал. Не просто небольшая беседа, а стирание целой жизни. Всё, чем я гордился имя, наследство, статус оказалось построено на лжи.
А маленькая девочка по имени Люси держала истинное доказательство. Я снова взял медальон. На его почти исчезнувшем обратном боку была едва различимая гравировка.
Люси.
Пульс ускорился. Может быть, она? пробормотал я.
Я накинул пальто и бросился в ночь. По пути показывал медальон продавцам, уборщикам, охранникам: «Видели девочку? Пыльный синий свитер, тёмные волосы». Ответы кивок головы, сожаление.
Часы тянулись, огни города смазывались. Я, Дэниел Роудс, человек, способный управлять рынками, не мог найти одну крохотную ребёнка. Впервые ощутил тяжесть бессилия.
Знал, что единственный, кто может знать правду, призрак из прошлого.
Амелия.
К рассвету я уже ехал по южному Чикаго. Мерседес казался чужим среди ржавых ворот, облепившейся краски, треснувших вазонов. Остановился у крошечного дома и постучал.
Когда Амелия Тавр открыла дверь, она замерла. Когдато она была горничной нашей семьи, тихо воспитывающей меня в тени строгих правил отца.
Дэниел, прошептала она, дрожа.
Амелия, сказал я мягко. Мне нужны ответы о маме.
Я сел на её выцветший диван и положил медальон на журнальный столик.
Её дыхание проскочило. Откуда он?
Маленькая девочка дала мне его. Сказала, что он мой.
Слёзы заблестели в её глазах. Значит, всё правда. Она нашла меня.
Кто она? потребовал я. Расскажи всё.
Амелия закрыла глаза, будто ища ответы среди десятилетий тайн. Твой отец… он обманул тебя, Дэниел. Твоя мать не умерла при родах. Она жила. Но когда забеременнела снова, отец узнал, что ребёнок не его. Он выгнал её и стер из твоей жизни.
Эти слова ударили меня как кулаки. Он говорил, что её нет.
Это была его история, которую он навязывал всем, рыдала она. Я хотела рассказать, но он угрожал мне и моей семье. Я была в ужасе.
Я наклонился, голос стал шепотом. И девочка? Люси.
Лицо Амелии стало маской стыда и печали.
Она твоя сестра, Дэниел. Мама воспитывала её одна. Две недели назад она умерла в приюте. С тех пор Люси живёт одна.
Я не мог дышать. Образ пустых глаз Люси, мать, умершая в приюте, сестра, блуждающая по улицам, незамеченная.
Нужно её найти, сказал я, голосом, схватившим сталь. Куда она могла уйти?
Она никому не доверяет, предупредила Амелия. Я видела её около старого автобусного депо в центре.
Два дня последовали в потоке. Я бросил встречи с советом директоров, звонки инвесторам, целую империю, чтобы искать. Бродил по переулкам, расклеивал листовки, проверял приюты.
«Маленькая девочка, тёмные волосы, шесть лет, синий свитер». Я повторял до охрипания.
Третью ночь я оказался у приюта в Пислене. Социальный работник сказал, что девочку видели, но не знают, где она ночует. Я заметил мальчика, рыщущего в мусорном баке.
Видел ли ты девочку? спросил я, голос ломаясь. С ожерельем?
Мальчик посмотрел на меня. Почему?
Она моя сестра, ответил я. Слова звучали странно, но правдой.
Он кивнул и указал на старый автобусный депо через улицу. Видел её там прошлой неделе, не знаю, живёт ли сейчас.
Сердце забилось громко. Я пересёк улицу и вошёл в разрушенный депо. Тёмные стены эхом отдавали от капающей воды.
В дальнем углу, прижавшись к стене, сидела крошечная фигурка.
Люси, прошептал я.
Глаза её раскрылись. Страх. Она подпрыгнула, готовая бежать.
Подожди! поднял я руки. Пожалуйста, не бойся. Я не пришёл тебе навредить.
Она застыла, дыхание сжатое, взгляд скользил к выходу.
Этот медальон, сказал я, делая медленный шаг. Он принадлежал моей маме. Анне Мендосе.
Бровь её сдвинулась. Мама говорила что ты найдёшь меня.
И я больше тебя не отпущу, голос дрогнул.
Она не шевельнулась. Ты лжёшь, шепнула она. Все лгут.
Горло сжалось. Я достал фотографию, которую дала мне Амелия: мама Ана держит в объятиях крошкую Люси.
Трясущей рукой я протянул её.
Глаза Люси расширились. Она подошла ближе, губы дрожали, слёзы навернулись.
Это правда, тихо сказал я. Мама хотела, чтобы мы были вместе. Чтобы я заботился о тебе.
Фото скользнуло из моей руки в её. Она смотрела на него, потом на меня. Тишина тянулась.
Наконец, едва слышный голос шепнул: Я устала.
Я встал на колени, глаза тоже наполнялись слёзами. Тогда дай мне нести твой груз.
Она замешкалась, потом, медленно, прислонилась к моему плечу. Я обнял её хрупкую фигуру. В этом разрушенном депо давно забытая связь наконец укоренилась.
Найти её было лишь полдела.
Перевести её из депо в свою пентхаус оказалось культурным шоком для нас обоих. Сначала она была призраком: почти не говорила, ела в молчании, спала с рюкзаком под рукой, готовая исчезнуть.
Я вспомнил предупреждение Амелии. Быть рядом и доказать.
И я сделал. Переорганизовал жизнь: отменил ужины с инвесторами, пропустил корпоративные галавечера, игнорировал всё более горькие звонки отца.
Вместо этого делал блинчики, отвёз Люси в школу и ждал её до конца занятий.
Постепенно её глаза смягчались. Она начала рисовать на холодильнике: палочки, изображающие её, меня и женщину с доброй улыбкой. Это мама, объясняла она.
Однажды телефон завибрировал. Член совета директоров. Я отклонил. Снова вибрация отец.
С неохотой ответил.
Ты всё бросаешь! взорвал он. Компания в упадке, а ты ухаживаешь за бездомной!
Челюсть сжалась. Она не бездомная. Она моя сестра.
Твоя сестра? усмехнулся он. Ошибка, как и твоя мама. Я их стираю. Лучше бы ты тоже их забыл.
Кровь стыла. Ты врал мне всю жизнь. Превратил меня в человека, который подписывает бумаги без чувства. Хватит. Я закончил жить твоей ложью.
Если уйдёшь сейчас, потеряешь всё, рычал он.
Я посмотрел на Люси, пишущую в тетради. Тогда я теряю то, чего никогда не хотел, сказал я и повесил трубку.
Но прошлое не закончилось.
Через неделю в новостях вспыхнул скандал: журналист обнародовал документы. Roads Enterprises был замешан в десятилетних выселениях, среди которых и то, что сделало Ану Мендосу бездомной.
Заголовки гласили: «МИЛЛИОНЕР СВЯЗАН С ТРАГИЧЕСКОЙ СМЕРТЬЮ МАМЫ».
В школе Люси услышала шёпоты. Это та девочка с погибшей мамой.
Она пришла домой, слёзы стекали по щекам. Говорят, ты виноват, мама умерла, рыдала она.
Я опустился рядом. Люси, послушай. Я ошибался, подписывал бездумно, но никогда не хотел никого ранить. Клянусь, я не уйду.
Все уходят, прошептала она, сжимая медальон.
Я вынул сложенное письмо, которое дала Амелия, написанное мамой. Прочитай снова, настоятельно попросил я.
Её крошечные пальчики пробежали по строкам. Если встретишь сестру не отпускай её. Она твоя семья.
Она хотела, чтобы мы были вместе, прошептала Люси.
И я останусь рядом, пообещал я.
Судебная битва была жестокой. Служба защиты детей требовала доказательства. Отец, озлобленный, пытался лишить меня опеки, утверждая, что я недостоин.
Судья посмотрел на меня. Г-н Роудс, почему мы должны доверять вам воспитание ребёнка, когда ваша семья так разрушена?
Я ответил без дрожи. «Разрушена» не значит «сломана навсегда». Отец стирал мать и сестру. Я не продолжу этот цикл. Люси заслуживает безопасности, любви и шанса исцелиться. Я готов отдать ей всё, даже если это стоить мне всего остального.
В углу плакала Амелия. Люси сидела рядом, держа медальон.
Судья наклонился. А Люси? Что ты хочешь?
Комната замолкла. Она встала, ноги дрожали, голос был тих, но ясен.
Хочу остаться с братом. Он первый, кто меня не бросил.
Молоток звучал раз. Дело закрыто. Опека предоставлена.
Ощущение облегчения охватило меня, как свет солнца. Люси бросилась в объятья, и впервые назвала меня тем, чего я так долго ждал.
Брат.
Через несколько месяцев пентхаус уже не был холодным стеклянным ящиком. На холодильнике висели рисунки, раздавался смех, а воскресные утра пахли блинчиками.
Я перестал измерять богатство квартальными прибылью. Моё истинное состояние сидело напротив меня, качая ногами, с кленовым сиропом на подбородке.
Однажды Люси положила медальон на стол.
Мне больше это не нужно, мягко сказала она. Мама теперь живёт здесь. Положила руку к сердцу.
Потом указала на меня. И здесь.
Я проглотил дыхание, сердце билось, как никогда, в лучшем смысле. Тогда будем хранить его вдвоём.
Впервые в жизни я понял, что значит быть действительно богатыми.
Шестилетняя бездомная девочка протянула мне медальон и шепнула: «Это твое.» Я засмеялась. А потом я…