Андрей, надень шапку, сынок, на улице мороз!
Оставь, мама, если я не замёрз в Сибири, то здесь тоже не будет! были его последние слова перед отъездом.
Андрей сел в автобус, который вёз его в Москву, а оттуда уже через океан направился в Канаду. Он обещал вернуться через два года. Прошло двенадцать.
Марфа, его мать, не покидала старый избу. Одна и та же печка на дровах, те же кулисные шторы, тот же ковёр, сплетённый ей в двадцать лет. На стене висела фотография Андрея в выпускном халате. Под ней лежало пожелтевшее листок: «Скоро вернусь, мамочка. Обещаю».
Каждое воскресенье Марфа надевала платок и шла к почтовому отделению. Она отправляла письмо, зная, что ответа не дождётся. Писала о огороде, о стужи, о корове соседа. И всегда завершала: «Береги себя, сынок. Твоя мать тебя любит».
Почтальонка иногда нежно говорила: Тётя Марфа, может, не все письма преодолеют путь Канада ведь так далеко. Не беда, дорогая, отвечала она. Если почта не справится, Бог их принесёт.
В деревне время шло иначе. Весны приходили и уходили, осени сменялись. Марфа старела медленно, словно свеча, тихо гаснущая без шума. Каждый вечер, перед тем как погасить лампу, она шептала: Спокойной ночи, Андрей. Мама тебя любит.
В один холодный декабрьский день пришло письмо. Оно было не от сына, а от незнакомой женщины.
«Дорогая тётя Марфа,
Меня зовут Ольга, я жена Андрея. Он часто говорил о вас, но я не осмеливалась писать. Прости, что делаю это сейчас Андрей болел. Он боролся, как мог, но ушёл в мир иной, держась за свою фотографию. Перед тем, как закрыть глаза, он шепнул: Скажи маме, что я возвращаюсь домой. Я скучал по ней каждый день. Я посылаю вам коробку с его вещами. С любовью, Ольга».
Марфа прочитала письмо молча, затем усела у печки и долго оставалась неподвижной. На следующий день соседи видели, как она тащит в дом большую коробку. Она раскрыла её так же осторожно, как будто ранит старую рану.
Внутри лежали: синий свитер, небольшой блокнот и конверт, запечатанный надписью: «Для мамы».
Трясясь, она раскрыла конверт. Бумага пахла снегом и тоской.
«Мама, если ты читаешь эти строки, значит я пришёл слишком поздно. Работал, копил, но не понял главного время не купить. Я скучал по тебе каждое снежное утро. Снился твой голос, твой суп, наш дом. Может, я был плохим сыном, но знай: я любил тебя всегда, в молчании. В кармане моего свитера я храню горсть земли из нашего двора. Она со мной повсюду. Когда я уже не могу, слышу твой голос: Держись, сынок. Если я не вернусь, не плачь. Моя любовь найдет тебя в снах. Я уже дома, мама, только теперь мне не нужно стучать в дверь. С любовью, твой сын Андрей».
Марфа прижала письмо к груди, тихо заплакала как плачут матери, которым не ждать возвращения, но которым ещё есть кого любить. Она постирала свитер, прогладила его и повесила на спинку стула рядом с столом. С тех пор она больше никогда не ела в одиночку.
В одну февральскую холодную ночь почтальонка нашла Марфу спящей в кресле. В руке письмо, на столе чашка с тёплым чаем, на лице умиротворённая улыбка. Синий свитер словно обнимал её. Соседи сказали, что в ту ночь ветер затих, деревня погрузилась в тишину, будто ктото наконец вернулся домой.
И, может быть, так оно и было. Может, Андрей исполнил обещание, вернувшись но уже иначе. Потому что есть клятвы, что не умирают. Они сбываются в тишине, среди слёз и снега. Ведь дом не всегда место, а воссоединение, которого ждали всю жизнь.
И помни: истинный дом живёт в сердце, где любовь хранит нас сквозь время и расстояния.
