Меня вёзли на каталках по коридорам областной больницы в Нижегородской области.
Куда? спросила одна медсестра у другой.
Может, в отдельную, а может, в общую?
Зачем в общую, если есть возможность в отдельную?
Сёстры посмотрели на меня с искренним состраданием. Потом я узнала, что в отдельную палату помещали умирающих, чтоб их не видели остальные.
Доктор сказала в отдельную, повторила медсестра.
Я успокоилась. Когда же я легла на кровать, меня охватило полное умиротворение от того, что теперь некуда идти, я больше никому ничего не должна. Я почувствовала странную отстранённость от внешнего мира и мне было совершенно всё равно, что происходит вокруг. Меня больше ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. Оказалась наедине с собой, своей душой, своей жизнью. Проблемы исчезли, суета рассеялась, важные вопросы отступили. Эта мимолётная суета стала столь мелкой по сравнению с Вечностью.
И тогда вокруг зазвучала настоящая Жизнь! Оказалось, как это прекрасно: щебет птиц утром, луч солнца, ползущий по стене над кроватью, золотистый лист клена, машущий в окно, глубокое синее осеннее небо, шум города, просыпающегося сигналами машин, быстрый стук каблуков по асфальту, шуршание падающих листьев Боже, какое чудесное Жизнь! И только сейчас я это поняла.
Ну и пусть, сказала я себе. Я всё поняла. И у меня ещё есть пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить её всем сердцем.
Ощущение свободы и счастья, охватившее меня, требовало выхода наружу, и я обратилась к Богу, ведь он был ближе всех.
Господи! воскликнула я. Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность увидеть, как прекрасна жизнь, и полюбить её. Пусть я на пороге смерти, но я узнала, как чудесно жить!
Во мне царило спокойное счастье и умиротворение. Мир звенел и переливался золотым светом божественной любви. Казалось, любовь наконец стала ощутимой и живительной. Всё, что я видела, наполнялось этим золотым светом и энергией. Я любила!
Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз четвёртой стадии», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои плюсы. К умирающим допускали всех в любой час. Родным предложили вызвать близких на поминовение, и ко мне подошла прощальная вереница скорбящих родственников. Я понимала их затруднение: о чём говорить с умирающим? Что он знает? Меня смешило смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: если бы я ещё раз увидела их всех! А больше всего я хотела поделиться с ними своей любовью. Я развлекала родных и друзей, как могла: рассказывала весёлые истории из жизни. Все, слава Богу, смеялись, и прощание проходило в атмосфере радости и удовлетворения.
Примерно на третий день мне надоело лежать, я начала прогуливаться по палате, сидеть у окна. За этим занятием меня поймала врач, сначала устроив истерику изза того, что я не должна вставать.
Это чтото изменит? спросила я.
Нет, растерялась врач. Но вы не можете ходить.
Почему?
У вас анализы тела. Вы жить не можете, а встать попытались.
Остался максимум четыре дня. Я не умирала, а с жадностью ела бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала слегка розовым цветом, а я начала выходить в хол, смотреть телевизор.
Жалко врача. Любовь требовала радости окружающих.
Доктор, а какими бы вы хотели видеть эти анализы? спросила я.
Хотя бы такими. Она написала мне какието буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач чтото пробормотала и ушла.
На девятом утре она ворвалась в палату с криком:
Как вы это делаете?!
Что я делаю?
Анализы! Они такие, как я вам написала.
Аа! Как я это знаю? Да и какая разница?
Смех закончился. Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и перестали приходить. В палате оставалось ещё пять женщин, лежащих, уставившихся в стену, мрачных, молчаливых, но активно умирающих. Я выдержала три часа. Моя любовь начала задохнуться. Нужно было чтото срочно делать.
Вытянув изпод кровати арбуз, я поставила его на стол, нарезала и громко объявила:
Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.
По палате распространился запах надежды. К столу неуверенно приблизились мои соседки.
И правда снимает? спросила одна у окна.
Угу, уверенно ответила я.
Арбуз хрустел сочным звуком.
И правда, прошло, сказала та, что сидела у окна.
У меня тоже У меня тоже радостно подтвердили остальные.
Вот, кивнула я с удовлетворением и начала рассказывать новые весёлые истории…
Вторая часть ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:
Когда же вы перестанете смеяться? Вы же всему этажу сон мешаете!
Через три дня медсестра нерешительно попросила меня:
Не могли бы вы перейти в другую палату?
Зачем?
В этой палате у всех состояние улучшилось, а в соседней много тяжёлых.
Нет! закричали мои соседки. Не отпустим.
Не отпустили. Только к нам в палату потянулись соседи, просто посидеть, поговорить, посмеяться.
И я поняла почему. В нашей палате жила любовь. Она окутывала каждого, и всем становилось уютно и спокойно. Особенно мне запомнилась девушка шестнадцати лет в белой хустке, завязанной на затылке узелком. Концы хустки, торчащие в стороны, делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела её волшебную, застенчивую улыбку. Когда она сказала, что лекарства начали действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв роскошный стол.
Подойдя к шуму, дежурный врач ошарашенно посмотрел на нас, а потом сказал:
Тридцать лет я здесь работаю, а так никогда не видел.
Он повернулся и ушёл. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица.
Я читала книги, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и любила всё, что видела: книгу, соседку, машину во дворе за окном, старое дерево Мне вводили витамины. Нужно было чтото уколоть. Врач почти не разговаривала со мной, только странно кивала, проходя мимо, а через три недели тихо сказала:
Гемоглобин у вас на двадцать единиц выше нормы здорового человека. Не повышайте его дальше.
Я не могу подтвердить ваш диагноз. Вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит!
Когда меня выписывали, врач призналась:
Как жаль, что вы уходите, у нас ещё столько тяжёлых.
Из моей палаты выписались все, а по отделению смертность сократилась на тридцать процентов. Жизнь продолжилась, лишь взгляд на неё стал другим, а смысл оказался таким простым. Нужно лишь научиться любить, и тогда желания исполнятся, если их формировать с любовью. Если не обманывать, не завидовать и не обижаться, не желать зла Всё так просто! Ведь правда, что Бог есть Любовь! Нужно лишь успеть вспомнить это и передать другим. Пусть Божья Любовь наполнит всех и всё!
