Судьба постоянных выходных с тёщей: пока не сказала «стоп». Я не прислуга, и никто не будет диктовать моё расписание.

С теща постоянно требовала помощи каждые выходные, пока я наконец не сказала «хватит». Я не слуга, и никто не вправе определять мой график.
С самого начала брака я старалась ладить с ней. В течение восьми лет я терпела всё, принимая любые сложности с улыбкой. После того как мы с мужем переехали из деревни в Лион, её мать Жаклин Бертран каждую неделю звонила нам с одинаковой просьбой: «Приходите в эти выходные, нам нужна помощь!» То в сортировке картофеля, то в вспахивании грядок, то в помощи младшей дочери с обклейкой обоями. И каждый раз мы соглашались, будто куклы на ниточке.
Но мне уже не двадцать, и моя жизнь не спокойная река. Я работаю пять дней в неделю, воспитываю двоих детей, веду домашнее хозяйство. Я тоже заслуживаю отдыха, хотя бы воскресного дня, чтобы передохнуть.
Для Жаклин мы были бесплатной рабочей силой. При малейшем признаке усталости она отвечала: «А кто же тогда будет?» Понятно. Но делалось это не по настоящей необходимости. Однажды она попросила меня не идти к ней, а помочь её дочери Элодии покрасить гостиную. Я пошла, как глупая. И знаете, что? Пока я суетилась с рулеткой и кистью, «принцесса» Элодия сидела перед зеркалом, любуясь новым маникюром и снова ставила чайник.
Мой муж всё видел. Он не был глуп, он понимал, что используют нас. Но он молчал ведь это же его мать. Я же лишь стиснула зубы. Пока не настал тот день
В субботу я просто перестала идти к ней. Без лишних разговоров, без объяснений я осталась дома, сказав, что у меня другие планы.
Естественно, Жаклин была недовольна. Она сразу обратилась к сыну: «Почему она вдруг так «неблагодарна»?» Муж умолял меня пойти, хотя бы «чтобы её порадовать». Но я уже устала от этой притворной игры.
Мне было тридцать пять, и я имела право отдохнуть, а не обслуживать тех, кто даже пальцем не двигает. Я не видела ни благодарности, ни уважения в их отношениях лишь бесконечные требования.
В тот уикенд я наконец занялась своим домом: стирала накопившееся бельё, готовила настоящую еду, а в воскресенье уютно устроилась с книгой на диване. Чистое счастье, пока не постучали в дверь.
Элодия.
Без приветствия, без какойлибо вежливости, она выплеснула на меня гнев: «Ты эгоистка, плохая воспитанница, предательница семьи». Она напомнила мне о моём «долге», ведь я тоже часть этой семьи. Я выслушала её, пожелала хорошего дня и закрыла дверь.
Но это не закончилось. В тот же вечер Жаклин пришла к нам. Войдя, она обвинила меня в неблагодарности и пренебрежении, хотя сама «всё отдавала». Вспомнились часы, проведённые на готовку, уборку, работу в саду. И вот она, стоя передо мной, начала меня поучать.
Слишком поздно.
Не произнеся ни слова, я открыла дверь и указала ей путь к выходу. Потрясённая, она пробормотала чтото и ушла. Я вернулась к своей книге и, впервые за многие годы, глубоко вздохнула.
Это была не ярость, а свобода. Уверенность в том, что моё время принадлежит только мне. И если я чемуто обязана, то только себе и своим детям.
Этой ночью я заснула с лёгким сердцем. Наконецто свободна.