После похорон моего мужа Иван вывез меня из деревни. На окраине небольшого города он круто обернулся ко мне и холодно говорит: «Здесь ты и останешься, мама. Мы больше не можем тебя поддерживать».
Я молчу. Внутри меня спит секрет, который я хранила годами, и который мой неблагодарный сын однажды пожалеет.
Утром, когда мы закапываем Николая, мелко моросит дождик. Мой чёрный зонтик не спасает пустоты в груди. Я дрожу, в руках сжимаю ароматический кристалл, гляжу на влажную землю. Мой почти сороклетний спутник любимый Николай превратился в кучу холодного грунта.
Плакать нет времени.
Иван, старший сын, которому Николай доверял без сомнений, забирает ключи от дома, пока гости ещё допивают кофе.
Год назад, когда Николай был здоров, он говорил: «Мы стареем. Поставь право собственности на имя Ивана, чтобы он отвечал».
С какой любовью мать спорит? Мы переводим дом и землю на имя сына.
На седьмой день после захоронения Иван приглашает меня на прогулку, мол, «чтобы проветрить голову». Я не подозреваю, что меня ждёт нож в спине.
Он останавливается у заброшенной автобусной остановки на краю города и, холодно и окончательно, говорит: «Выйди. Мы с женой больше не можем тебя держать. С этого момента ты сама».
Уши гудят. Мир крутиткрутит. Но в его взгляде сталь; он оттолкнёт меня, если я запнусь.
Я оказываюсь на низком стуле перед маленькой лавкой, сжимая тканевый мешок с парой вещей. Дом, где я ухаживала за мужем и воспитывала детей, теперь не мой в свидетельстве стоит имя Ивана. Я не имею права возвращаться.
Говорят, вдова всё ещё имеет детей. Иногда детей так же мало, как и ничего.
Иван загнал меня в угол. Но я пришла не с пустыми руками.
В кармане блузки я прячу сберегательную книжку наши накопления, которые Николай и я откладывали рубль за рублём, теперь их несколько десятков миллионов. Мы никому не говорили ни детям, ни друзьям, ни соседям.
«Люди меняются, когда видят, что тебе нечего отдавать», однажды сказал мне Николай. Я держала молчание. Не просила милостыню, не раскрывала тайну. Хочу увидеть, как жизнь и Иван отреагируют.
Первый вечер владелица лавки, Тамара Ивановна, сжалится и приносит мне горячий чай. Я говорю, что муж умер, а дети меня бросили, она вздыхает: «Сейчас таких хватает, дочь. Дети лучше считают деньги, чем любовь».
Я арендую крохотную комнатушку, платя из процентов, которые приносят наши сбережения. Ношу старую одежду, ем дешёвую пищу, остаюсь незаметной.
Ночью, свернувшись на шатающемся деревянном ложе, я скучаю по скрипу потолочного вентилятора и аромату имбирного салата Николая. Боль от утраты, но я говорю себе: пока дышу, продолжаю идти вперёд.
Я привыкаю к ритму новой жизни.
Днём я работаю на рынке мою овощи, везу ящики, упаковываю продукты. Плата мала, но мне всё равно; я хочу стоять на собственных ногах, а не на чужом сострадании. Продавцы называют меня «мама Мария». Никто не знает, что каждый вечер я открываю книжку на мгновение, а потом прячу её вновь. Это мой тихий страх.
Однажды ко мне подходит старая подруга, Ольга Петровна, из детства. Я лишь упоминаю, что Николай ушёл и сейчас тяжело. Она предлагает место в их семейной столовой, кровать в углу, за работу. Трудно, но честно, и еда есть. Это даёт ещё одну причину хранить секрет.
Слухи о Иване всё же доходят до меня. Он живёт в большом доме, ездит новой машиной и часто играет в карты. «Думаю, он уже заложил право собственности», шепчет знакомый. Грудь сжимается, но я не звониваю. Он оставил мать у дороги; что ещё сказать?
В столовую заходит мужчина в безупречной рубашке приятель Ивана. Он долго смотрит на меня и спрашивает: «Вы мать Ивана?» Я киваю.
«Он нам должен миллионы», говорит он. «Он прячется. Если хотите его спасти, спасайте его». Он улыбается горько. «У меня всё кончено». И уходит.
Я стою, держа тряпку, мыслями о сыне о том, кого я качала, о том, кто вытолкнул меня из машины. Справедливо ли это? Наказание? Не знаю.
Проходят месяцы. Иван появляется истощённый, без шевелюры, глаза пусты. Как только он видит меня, падает на колени.
«Мам, я ошибался», запинается он. «Я был злой. Пожалуйста, спасите меня сейчас. Если нет, моя семья погибнет».
Всплывают воспоминания: ночи в одиночестве, пустая дорога, боль. Внутри слышу последние слова Николая: «Кем бы он ни стал, он всё равно наш сын».
Я молчу долго. Затем иду в свою комнату, достаю книжку с сбережениями и ставлю её на стол между нами.
«Это деньги, что мы с твоим отцом откладывали», говорю ровно. «Я прятала их, боясь, что ты их не оценишь. Сейчас отдаю их тебе. Но помни: если опять станешь топтать мамину любовь, ни одно состояние тебя не спасёт».
Иван дрожит, берёт книжку, рыдает, как ребёнок под дождём.
Может, он изменится. Может, нет. Но я сделала всё, что могла, как мать.
И секрет, наконец, открыт в самый нужный момент.
