Внутри сна шёпот родственников мужа слышался, как будто сквозь занавески в старой квартире в Москве. Они не знали, что вчера я выиграла 112,5млн рублей
Не надевай это платье снова, Анечка. Оно делает тебя дешёвой, произнесла тёща, Тамара Павловна, голосом, напоминающим кашемировый шарф, проклюнённый молью.
Она бросила фразу через плечо, проходя мимо меня в коридоре, не обернувсь вовсе.
Я застыла перед зеркалом в простом летнем платье моём любимом. Алексей всегда говорил, что я выгляжу, как героиня французского фильма.
Тебе не нравится? спросила я, пытаясь удержать голос.
Тамара Павловна остановилась, медленно повернулась. Лицо её, как фарфор, скрывало надменную усталость.
Дело не в моём вкусе, дорогая. Дело в статусе. Мой сын руководит крупным проектом. Жена не должна выглядеть так, будто только что спаслась от распродажи.
Её взгляд скользнул от головы до пят, зацепившись за дешёвые сандалии и отсутствие массивных золотых украшений.
Не беда, поправим. Карина уже идёт в бутики. Пойди с ней, она покажет, как должна одеваться «приличная» женщина.
Карина, невестка, выскочила из своей комнаты, будто ждала этой реплики. На ней был шелковый бренд, броско дорогой.
Мам, это бессмысленно. У неё нет вкуса, проскользнула она, глядя на меня, как на редкую птицу в зоопарке. Чтобы носить хорошие вещи, нужна «поясняющая» кровь. А здесь
Она не досказала, но я поняла. «Здесь» я, сирота из провинции, которую их золотой мальчик Алексей както втащил в семью.
Я кивнула и направилась в комнату, которую «назначили» мне. Мы жили в квартире, залитой водой соседями; пока шли бесконечные ремонты, его родители «любезно» пригласили нас жить у себя.
Алексей улетел в срочную месячную командировку, убеждая, что так лучше. Они полюбят тебя, увидишь! говорил он, покидая дверь.
Я закрыла дверь, прислонившись к ней. Сердце стучало в горле, но не от боли, а от гнева холодного, тихого, накопившегося две недели.
Я включила ноутбук, открыла шахматную платформу. На главной странице всё ещё висел финал мирового онлайнтурнира. Мой ник «Тихий ход» светился над аватаром побеждённого американского гроссмейста. Под ним горел приз: полтора миллиона долларов, теперь 112,5млн рублей.
Я уставилась на цифры, а в ушах прозвучал голос Карины: «Нужна «поясняющая» кровь»
За ужином тесть, Игорь Матвеевич, громко разговаривал по телефону о «проблемном активе», потом, повесив трубку, посмотрел на меня с раздражением.
Даже небольшая сумма требует умного вложения, а не потери на ерунду. Ты, Аня, чем занималась до брака? Аналитиком, верно?
Финансовый аналитик, поправила я спокойно.
Вот видишь, продолжал он, не улавливая поправки. Ты бы понимала, какие суммы…
Карина хихикнула над своей тарелкой со свежим салатом и креветками.
Пап, какие суммы? На первую годовщину она подарила Алексею серебряные запонки, я видела их. Наверное, копила шесть месяцев.
Тамара Павловна упрекнула, но в глазах её играло лёгкое наслаждение.
Я подняла взгляд с тарелки. Они играли в любимую игру: «Покажите бедной родственнице её место».
Запонки действительно красивы, произнесла я ровно. Алексей их любил.
Наш мальчик любит всё, что ты ему даёшь, кивнула тёща, будто бы хваля ребёнка. Он добрый, не придирчивый.
Этого «не придирчивого» хватило бы, чтобы отравить целый город. Я молча вытащила телефон, как бы проверяя время. Приложение банка уже показывало деньги, уже в моём счёте.
Я посмотрела на их три ухоженных лица. Они ничего не знали. Для них я была лишь ошибкой сына, нищей, которую нужно либо переправить, либо выгнать.
И я позволяла им думать так пока было время.
На следующий день меня «перепродали». Карина вела меня по бутикам, будто я была маленькой собачкой, которую надо украсить.
Смотри, сколько стоит! воскликнула она, показывая платья, стоимостью в годовой доход моего провинциального города. Примерьте, мама заплатит.
Я взглянула на ценник и отвернулась.
Карина, это слишком дорого. Я не могу принять.
О, перестань жаловаться, фыркнула она. Когда тебе дарят, принимаешь и радуешься. Разве наша семья не может позволить одеть жену Алексея?
Она говорила громко, чтобы продавцы услышали. Я почувствовала, как греется лицо, но отвечать было бы хуже.
Я просто не привыкла к таким вещам, тихо произнесла я.
Привыкай, крикнула она продавцу. Упакуйте, доставьте к нам.
Весь день она покупала, не спрашивая моего мнения. Вечером, распаковывая сумки, Тамара Павловна щёлкнула языком.
Теперь ты выглядишь как человек, а не как нищая сирота.
Она протянула мне известный брендовый мешок, рукояти которого слегка поношены.
Возьми, мне скучно, но тебе подойдёт. Не стоит выбрасывать.
Это был не подарок, а передача. Что им уже не нужно, но они полагают, что будет сокровищем для меня.
Спасибо, произнесла я, голос её звучал чужим.
Позднее я села рядом с Игорем Матвеевичем, когда он смотрел новости.
Я благодарна за гостеприимство, но
Никаких «но», перебил он, не отводя взгляда от экрана. Ты жена нашего сына, и мы обязаны заботиться о тебе.
Я попыталась возразить.
Понимаю, но мне кажется, вы пытаетесь меня «перепрофильровать». Я люблю свою работу.
Тамара Павловна вошла в комнату, услышав последние слова.
Работа? Анечка, твоя главная работа Алексей. Комфорт для него, дети. Ты умна, пойми: твоё «вкладыш» в семейный бюджет смехотворно.
Не в деньгах дело, возразила я. А в самоосмыслении.
Что за само? рассмеялась Карина, пройдя мимо. Сидеть в кабинете, таскать бумаги это самоосмысление? Заведи ребёнка, тогда поймёшь.
Они обсуждали меня, как проект «Невестка», будто я не присутствовала.
Поздно вечером Алексей позвонил по видеосвязи. Его уставшее, но радостное лицо заполнило экран.
Как ты, дорогая? Они не доставляют тебе проблем?
Всё в порядке, милый. Они очень заботливые, улыбнулась я.
Я не могла им ничего сказать. Шахматы были моим тайным миром, связующим со мной отца. Однажды он отмахнулся: «Класс, кошечка, какое милое хобби». Поэтому я молчала, охраняя ценные мысли от недопонимания. Жаловаться на семью означало вовлечь его в войну, где он оказался бы в перекрёстке огня. Нет. Эта партия должна была быть выиграна мной.
Скучаю по тебе, сказал он.
И я тоже, ответила я. Очень.
После звонка я снова открыла ноутбук, но уже не шахматный сайт, а роскошный портал недвижимости. Просматривала дома в Серовом Боре, пентхаусы с террасами и видом на реку.
Я не выбирала, я изучала поле битвы. Каждый укол, каждый насмешка лишь закаляли моё решимость.
Они думали, что лепят глину по своему желанию. Не знали, что глина уже превратилась в закалённую сталь.
Точка невозврата наступила в среду, когда Тамара Павловна решила «потщить» мою комнату без меня, заявив, что делает это из лучших побуждений.
Анечка, я подмела, пыль убрала, сказала она, когда я вернулась из магазина. А что это было под кроватью? Дешёвая доска и старые фигурки.
Всё внутри меня упало. Я знала, о чём речь. Советская шахматная доска, сделанная отцом, когда мне было шесть. Он вырезал каждую фигурку вручную и покрывал лаком. Это было единственное, что осталось от родителей.
Где она? спросила я, сохраняв ровный тон.
Отдала садовнику. У него внуки пусть играют. Мы не держим в доме «мусор», ответила она, будто бросает старую газету. Она не просто избавилась от вещи, а стерла часть моей памяти, моей души.
Я прошлась в пустую комнату. Место, где стояла доска, теперь было пусто, паркет блестел, как новый.
Чтото изменилось в тот миг.
Все эти мелкие унижения, дорогие платья, лекции это была игра, которую я могла вынести. Но это это удар по самой чувствительной точке. По тому, что было для меня святыней.
Я вышла из комнаты. Тамара Павловна и Карина сидели в гостиной, потягивая травяной чай, обсуждая предстоящую поездку в Италию.
Они посмотрели на меня, ожидая слёз, истерики, умоления вернуть доску.
Но я была абсолютно спокойна.
Тамара Павловна, сказала я, голос ровный, без дрожи. Вы сказали, отдали доску садовнику. Позвоните ему, я хочу её вернуть.
Она удивлённо подняла брови.
Анечка, не будь ребёнком. Зачем тебе этот «мусор»? Алексей купит новые, красивые, может быть из слоновой кости.
Мне не нужна слоновая кость, перебила я. Мне нужны они. Это память моего отца.
Карина фыркнула.
Драма из-за деревянных фигурок. Мам, скажи, садовник уже ушёл.
Да, он уже ушёл, ухмыльнулась Тамара, словно подбирая последнюю реплику. Так забудь.
Её надменная улыбка стала последней каплей.
Я достала телефон, нашла номер, сохранённый пару дней назад, агенту по недвижимости.
Алло, это Анна, мы говорили о доме в Серовом Боре. Да, я решила, готова сделать предложение, произнесла я, глядя в глаза тёщи.
Тишина наполнила гостиную. Тамара и Карина замерли с чашками в воздухе, их лица побледнели.
Да, цена устраивает. Приготовьте документы, я отправлю подтверждение средств через пять минут. Нет ипотеки, личные деньги, продолжала я, глядя прямо в глаза тёщи, где теперь плавало тревожное волнение.
И ещё, добавила я, завершая звонок. Мне нужен хороший ландшафтный дизайнер и садовник. Пожалуйста, убедитесь, что он не будет выбрасывать чужие вещи.
Я повесила трубку, поставила телефон на стол и впервые за всё это время улыбнулась. Не той, что они привыкли видеть, а улыбкой игрока, сделавшего ход, ставящий короля противника в шахмат.
Карина первой вскрикнула.
Что ты? Какой дом? Где ты возьмёшь такие деньги?
Это шутка? пробовала понять Тамара, её хладнокровие исчезло. Анечка, ты шутка совсем глупая.
Я села в кресло напротив и взяла миндальное печенье.
Не шутка. Не розыгрыш. Я выиграла деньги. На мировом шахматном чемпионате.
Карина рассмеялась, но смех её был нервным.
Шахматы? Ты? Не заставляй меня смеяться. Ты же просто Анечка.
Да, я просто Анечка, подтвердивала я спокойно. И я играю в шахматы всю жизнь. Как мой отец. Он учил меня на той доске, которую вы отдали садовнику.
В тот момент в гостиную вошёл тесть, привлечённый шумом.
Что происходит? спросил он.
Мама, она сошла с ума! закричала Карина. Говорит, что покупает дом и выиграла миллионы в шахматах!
Он посмотрел на меня, затем на жену и дочь. Он единственный, кто не рассмеялся. В глазах мелькнула расчётливость.
Какие деньги, Анечка? спросил он деловито.
Полтора миллиона долларов, то есть 112,5 миллиона рублей, ответила я ровно.
Он издало низкое свисток. Тамара Павловна ахнула и закрыла рот рукой. Их аккуратный мир, где каждый имеет своё место, начал рушиться.
В тот момент в дверь с грохотом врезалась. Алексей стоял в пороге, вернувшись на день раньше, чтобы удивить нас.
Мам, пап, я дома! Что происходит? начал он, но остановился, увидев наши лица. Его мать бросилась к нему.
Алексей, слава богу, ты пришёл! Твоя жена она говорит самые невероятные вещи!
Что я говорю, Тамара? встала я. Правду!
Алексей посмотрел на меня, смутно.
Анечка, что случилось?
Я рассказала ему всё: «бедную сироту», «переделки», «уроки», «доску». Когда я закончила, Алексей медленно обратился к матери.
Мам, это правда? Ты выбросила её отцовскую доску?
Нет, но это же был «мусор»! Я хотела хорошо! запинаясь, произнесла она.
Хорошо? его голос стал твёрдым. Три недели ты унижала мою жену, считая её безмолвной сиротой, которую можно формировать по своему желанию?
Он посмотрел на отца, на сестру. Они молчали, глаза опускались. Вся их самоуверенность испарилась.
И ты, обратился он к мне, молчала всё это время? И выиграла чемпионат? Анечка кто ты? Как я могла ничего не знать?
Потому что эта игра была моей, Алексей. Не нашей. Я должна была выиграть её сама. Я люблю тебя, но я не та, кем вы меня считали, ответила я, беря его за руку.
И я больше здесь не могу, сказала я.
Я начала упаковывать вещи. Через десять минут Алексей пришёл с чемоданом.
Я иду с тобой. Прости меня за то, что я был слеп, за то, что не видел. сказал он, помогая собрать мои несколько брендов платьев, которые я никогда не надену. Мы прошли через гостиную, где семья, как статуи, застывшая в своих позах.
Мы уходим, сказал Алексей. И прошу, не беспокойте мою жену больше.
Мы вышли, неИ когда мы уехали, я впервые вкусила сладкую свободу, будто шахматный мат, поставленный самой жизнью.
