В тот день, когда я вышла на пенсию, муж, Сергей Петрович, объявил, что уходит к другой. Я не упала в обморок, не закричала, не разбила тарелку. Просто села в старом кресле, ещё в плаще, сумка у колен, и наблюдала, как он упаковывает зубную щётку в дорожный косметический набор. Всё было спланировано, он ждал момента. А я, наивно полагавшая, что начинаем новый, спокойный этап жизни.
Последние месяцы он повторял: «Отдохнёшь наконец, заслужила». Обещал выходные на даче под Москвой, поездки к озеру Черное, длинные завтраки без будильника. И вот вместо чашки кофе и поздравлений я услышала одно холодное предложение, как известие об изменении планов: «Ухожу. Давно уже с кемто другим. Хотел подождать, пока ты закончишь работать, чтобы не усложнять тебе жизнь».
Я на мгновение не поняла, о чём он говорит. В голове всё ещё звучали вчерашние пожелания коллег из офиса, смех у торта, крошка сахарной глазури, осевшая на его подбородке, когда он откусил кусок и подмигнул. Я не упала в обморок, не закричала, не разбила тарелку. Просто села в кресло, ещё в плаще, сумка у колен, и смотрела, как он укладывает свою зубную щётку в маленькую коробочку.
Он всё спланировал. Ждал. А я, в своей наивности, думала, что мы только начинаем тихую главу жизни.
В те недели я слышала от него: «Наконецто отдохнёшь, заслужила». Обещал уикенды на даче в Подмосковье, рыбалку у Оки, завтраки без будильника. А сегодня, вместо кофе и теплых слов, получил короткое сообщение: «Ухожу. Давно уже с другой. Я ждал, пока ты уйдёшь с работы, чтобы не доставлять тебе лишних хлопот».
Я не могла понять, о чём речь. В голове звучали вчерашние поздравления от подруг, смех у торта, крошка глазури, которой он щекочет подбородок, подмигивая мне. Всё было таким обычным. А теперь ничего не осталось. И самое печальное, что он выглядел не раскаянным, не разорванным. Он выглядел, словно ктото, кто наконец снял тяжёлый груз с плеч.
Он просто вышел. Оставил ключи на столе, не оглянулся. Не спросил, справлюсь ли я без него. А ведь вся наша жизнь была сплетена в одно целое счета, решения, покупки, выходные. Всё делали вместе. Или, по крайней мере, я так думала.
Когда дверь захлопнулась, я сидела в тишине долго. Было полдень, я всё ещё в плаще и ботинках, сумка у колен, не могла пошевелиться. Мысли крутились, как бешеный вихрь, но ни одна не хотела успокоиться. Одним единственным вопросом я кидала брошю: «Неужели это происходит на самом деле?»
В первые дни я убеждала себя, что это лишь кризис, что он придёт в себя, вернётся. Пыталась ему позвонить не ответил. Затем написала короткое сообщение без эмоций: «Если чтонибудь понадобится, я дома». Ответа не последовало.
Через неделю я поняла, что он действительно ушёл, и что та женщина кто бы она ни была была в его жизни давно. Нельзя бросить жену после тридцатипяти лет брака лишь потому, что вдруг влюбился. Это был план, ожидаемый момент.
Я начала искать знаки, вспоминать то, что раньше казалось пустяком: его отрывистый взгляд за обедом, «выходные на рыбалку», всё реже он ложился спать рядом то в гостиной, то у телевизора, а может, говорил с ней?
Самое тяжёлое пришло через неделю, когда случайно встретила знакомую с наших прошлых отпусков. «Это должно было быть шоком», сказала она с сочувствием. «Но ведь он уже тогда встречался с ней, верно?»
Я посмотрела на неё, как на безумную.
О чём ты? спросила я.
Она смутилась.
Я думала, ты знаешь
Я не знала. Я не имела ни малейшего понятия. И никто не решался мне сказать. Соседи, друзья, даже двоюродная сестра с другого конца Челябинска знали. Только я единственная, кто всё ещё верил в свой дом, в свой брак, в привычную жизнь.
Боль была не столько в предательстве, сколько в ощущении, что меня обманули не только его, но и весь мир, который молчал. Из милосердия? Из безразличия?
Месяцы я жила в подвешенном состоянии. Не могла есть, не могла спать. По утрам просыпалась с ощущением, что случилось чтото тяжёлое, пока не вспомнила детали. И всё возвращалось, как нож, вонзающийся в то же самое место.
Я стыдилась говорить об этом комулибо. Не отвечала на звонки, не открывала дверь. Выходила в одинокую прогулку лишь раз в день, по той же тропинке, в те же часы, чтобы никого не встретить. Не хотела слышать утешительные слова, тем более «время лечит раны», потому что время ничего не лечит.
Однажды пришло письмо. Обычный конверт, почерк, который я узнала сразу. Не открыла его сразу, оставила на столе час. Наконец, с чашкой чая, прочитала:
«Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но хочу, чтобы ты знала: я был с тобой почти всю жизнь. Долгое время я был счастлив. Потом чтото изменилось, а я не смог тебе сказать. Не потому, что тебя не любил, а потому, что боялся, что ты меня больше не уважаешь. Сейчас понимаю, что не уважал лишь себя. Прости, что ты вынуждена была всё узнать так».
Это не было письмом любви, а письмом труса. В нём был жалобный тон, но не было искреннего раскаяния. Он просто убежал. Когда я перестала быть его опорой, его поддержкой, его привычной опорой он ушёл к той, кто не знал его морщин, его забывчивости, его недостатков.
Но я знала его. И любила его долгие годы. Понастоящему. И именно эта любовь ранила меня сильнее всего.
Со временем я начала жить заново. Не так, как прежде уже не в паре, не в дуэте, а посвоему. Маленькими шагами, без планов на вечность. С книгой в руках, своим огородом, поездками с подругами. Без подстраивания под чужие ожидания.
Не скажу, что я счастлива это было бы слишком просто. Но сейчас я точно знаю: ничто не дано навсегда. Ни работа, ни брак, ни даже любовь. Это не значит, что не стоит пытаться.
Я бы предпочла прожить ещё десять лет сознательно и посвоему, чем ещё тридцать лет в иллюзии, что я нужна лишь тогда, когда соответствую чьимто требованиям.
Пусть люди говорят, что женщина после шестидесяти должна думать только о внуках и борще по воскресеньям. А я? Я записалась на курс керамики. Самостоятельно. Для себя. И больше никому не объясню, почему.
