Зазвонил телефон. Неприметный номер. Я подняла трубку, пока руки ещё были влажными от мытья посуды, и в комнате, будто бы покрытой туманом, прозвучал женский голос, лёгкий, с едва уловимым акцентом из западных земель.
Добрый день, Аглая? спросил он, молодой, спокойный, будто бы уже давно готовивший эту реплику.
Да, слушаю.
Не кладите трубку Это важно. У меня ребёнок от вашего мужа.
В первую секунду я подумала, что слышу ошибку. Во вторую что это шутка. В третью почувствовала, как всё тело сковало ледяное дыхание. Я оперлась о столешницу, чтобы не упасть.
Что вы сказали? прошептала я.
Алексей водитель грузовика. Часто ездит в Польшу. Мы встречались больше года. Думала, он одинок.
Он говорил медленно, будто бы репетировал каждое слово. Каждое звучало, как удар молота. Мой муж тот же, который вчера вечером прислал СМС: «Задержусь, разгрузка затянулась» в это время у него уже была вторая семья.
Малыш уже семь месяцев, продолжала женщина. Не хочу денег, хочу, чтобы вы знали.
Телефон вырвался из моих рук, и звук падения разрезал тишину, как треск стакана. Я взглянула на кухню, на наше общее фото на холодильнике, и ощутила, будто вся моя жизнь рассыпается в крошки.
Не помню, как долго сидела на полу, опершись о шкаф. Время исчезло. В голове гремело: «У меня ребёнок от вашего мужа». Я повторяла это в уме, надеясь, что смысл исчезнет, но каждое повторение резало сильнее.
Вечером позвонил Виктор. Голос был прежним, ровным.
Всё уладилось, завтра возвращаюсь. Что принесу? спросил, будто бы разговаривает с соседкой.
Я замерла. На миг захотела сказать: «Да, привези правду», но прошептала лишь:
Приедь. Нужно поговорить.
Он приехал на следующий день. Грузовик остановился у дома, а я, словно из окна сна, наблюдала, как он выходит, уставший, не осознающий, что этот дом уже не его. Он вошёл, обнял меня рефлекторно. Я оттолкнула его.
Мне звонила женщина из Германии, сказала я. Сказала, что у неё ребёнок от тебя.
Я увидела, как кровь стекает с его лица. Он не стал отрицать. Сел, минуту лишь глядел в пол, а потом заговорил.
Не хотел, чтобы ты узнала так. Это была ошибка. Всё вышло из-под контроля. Его голос дрожал. Сначала это была лишь знакомая встреча. Кофе, разговор на парковке. Иногда человеку надо, чтобы его выслушали.
А потом ты её оплодотвори́л, резко прервала я. Довольно.
Он замолчал. Защитить себя он уже не мог.
Не знала, что я женат, добавил он спустя мгновение. Когда она забеременела, я сказал, что всё улажу, возьму кредит, помогу. Но я не смог. Не знал, как всё объяснить.
От ярости я перешла в холод. Смотрела на него и чувствовала лишь пустоту. Того же человека, с которым прожила более двадцати лет, я видела сквозь стекло.
Почему? спросила я наконец. У нас ведь было всё.
Именно поэтому, ответил он тихо. У нас было слишком много рутины, слишком мало нас самих.
Тогда я впервые поняла, что измена рождается не только из страсти, а из тишины, из отсутствия разговоров, из лет, когда молчат. Это не значит, что боль меньше.
Он вышел из кухни, оставив за собой аромат холодного бензина. Двери закрылись, и я опустилась на стул. В доме воцарилась гнетущая тишина. На столе стояла его чашка, ещё тёплая. Я хотела сбить её, разбить, уничтожить всё, что напоминало о нём, но лишь отодвинула её в сторону.
На следующий день он не позвонил. И вовсе не позвонил. Затем пришло СМС: «Нужно всё обдумать. Пожалуйста, не закрывай дверь». Я не ответила.
Вечером открыла ноутбук, нашла её профиль. Молодая, обычная, на фотографии держала ребёнка мальчика с тёмными глазами, так похожими на глаза Виктора, что сердце сжалось в кулак.
Я не могла оторвать взгляд. Поняла, что её боль иная, но тоже реальная. Она жила в обмане, была частью той же истории, которую он написал без нашего согласия.
Закрыла ноутбук. Слёзы не пошли. Ощущала лишь огромную усталость, будто бы все годы упали на меня одним ударом.
Прошло две недели. Дом стал слишком тихим, кровать слишком широкой. Сначала ждала звонка, приезда, появления в дверях того взгляда, который всегда разбивал гнев. Но он не приехал. Вместо этого пришло письмо простая конверт, его письмо, неаккуратное, будто написанное в спешке.
Я не прошу прощения, начиналось. Я лишь хочу, чтобы ты знала, что не планировал этого. Не хотел вести двойную жизнь. Всё случилось. Стыдно, что не нашёл смелости сказать правду. Ребёнок мой. Я помогу им, но не вмешиваюсь в их жизнь. Хочу вернуться, если ты позволишь.
Я читала письмо несколько раз. Каждое предложение звучало иначе то как жалоба, то как отговорка. Не знаю, что больнее: слова «ребёнок мой» или «я хочу вернуться». Как вернуться в место, которое сам сжёг?
Через несколько дней он появился. Стоял в дверях, худой, с седыми прядями у висков. С тем же взглядом, которым когдато завоёвывал мир. В руках держал сумку, будто готов к любому походу.
Я понимаю, что не заслуживаю, сказал он. Но без тебя я не умею жить.
Я не ответила. Пустила его внутрь. Он сёл за стол, тот же стол, за которым мы пи́ли утренний кофе. Мы молчали долго. Затем я спросила:
А она?
Знает, что я вернулся, тихо ответил он. Не хотела меня задерживать.
Разговор не привёл ни к какому решению, ни к обещанию. Оставила лишь пустоту, висящую между нами, словно нечто, что нельзя назвать.
С тех пор мы спим в разных комнатах. Он всё ещё готовит, моет, чинит мелочи, которых раньше не замечал. Я учусь жить, понимая, что не всё можно собрать вновь, как бы сильно ни хотелось.
Иногда, гасну свет вечером, я думаю о том мальчике с глазами Виктора и задаюсь вопросом, захочет ли он когданибудь узнать своего отца. Сумею ли я простить его, прежде чем он простит меня?
Не знаю, смогу ли я любить этого человека ещё. Но ясно, что жить в лжи я уже не в силах. И эта боль начало чегото истинного.
