Дневник, 25октября
Сорок лет прошли, а я всё ещё тайно берегу в памяти образ Ивана. Я решила попытаться отыскать его.
Случайно, почти в полумраке интернета, между рецептом яблочного пирога и рекламой крема против морщин, я наткнулась на фото: седые волосы, очки, лёгкая улыбка всё это сразу напомнило мне того, кого я любила в старших классах.
Я замерла, словно застыв в полуполёте. Сердце забилось быстрее, будто тело напомнило о том, чего разум пока не решается назвать. Я кликнула. Оказался профиль художника: небольшая галерея на тихой улочке рядом с Невским проспектом, фотографии картин пейзажи, старинные ворота, женщина у окна. Под одной из работ подпись: «Осень помнит больше, чем лето».
Я знала, что это он Иван. Мой Иван, которого я молча обожала всю школу и ещё долго после неё. После выпускных он уехал, а я осталась в Москве. Жизнь развернулась иначе: брак, дети, затем развод, долгие годы тишины и рутины. Но то чувство никогда полностью не погасло; оно пряталось глубоко, как забытое письмо в ящике стола.
Не успела я успеть обдумать, как отправила ему короткое сообщение:
Не знаю, помнишь ли ты меня, но я тебя помню. Если захочешь выпить чай, я буду в СанктПетербурге.
Он ответил тем же днём:
Помню. Чай пью после четырёх. Адрес найдёшь на сайте.
Купила билет за пятьсот рублей, собрала небольшую сумку, тёплый свитер и тот старый черновик, который так и не отправила. В поезде я смотрела на промелькнувшие деревья золотые, рыжие, покрытые инеем и ощущала странное чувство: будто время отматывает назад, будто мне снова восемнадцать.
Я вышла на вокзале в СанктПетербурге и впервые за долгое время ощутила, что происходит чтото действительно важное. Точно не знала, что именно, но не хотела упустить это.
Студия Ивана располагалась в одной из боковых улиц рядом с Невским проспектом. Старинные узкие ступеньки, тяжёлые деревянные двери с небольшим стеклянным окошком, над ними медная табличка: «Иван П. Художественная мастерская». Сердце ускорило свой ритм, когда я постучала. На мгновение царила тишина, потом я услышала знакомый голос:
Откройте.
Внутри всё было иначе, чем я представляла, но в то же время именно так, как должно быть: запах скипидара, полутём, дневной свет, льющийся сквозь большое окно, картины, прижатые к стенам, кувшин с кистями, чашка с недопитым кофе. Иван стоял у мольберта спиной, медленно обернулся, будто знал, что я вхожу. Он улыбнулся не широко, а тихо, глазами.
Ты не изменилась, сказал он, хотя это было не совсем правдой. В его голосе не было фальши.
Ты тоже, ответила я.
Он пригласил меня в старый, мягкий креслокачалку, налил воды для чая. Мы начали болтать: сначала о пустяках поездах, пробках, о том, как СанктПетербург прекрасен осенью. Потом о всём: о прожитых годах, о моих буднях, о потерях близких, о том, что мы оба оказались одинокими среди множества людей.
На столе пахло свежим хлебом, в чашках парила чай с гвоздикой. Через окно падало мягкое золотое сияние. Было так тихо, что я слышала собственный вдох.
Ты иногда думаешь о том лете? неожиданно спросил он.
Всё время, ответила я, не успев даже осознать, что говорю.
Два дня мы были неразлучны. Прогуливались по Площади Восстания, ели бутерброды с квашеной капустой на Новом рынке, смеялись над теми мелочами, что помнит только тот, кто вспоминает вкус апельсиновой газировки в стеклянной бутылке и звон школьного звонка.
Он не задавал вопрос, как долго я планирую остаться. Я не говорила, когда уеду. Всё казалось пузырём хрупким, тихим и красивым, но реальным.
Третьего утра я собрала сумку и оставила её у дверей. Он подал мне чашку чая и сказал лишь:
Не уходи пока.
Но у меня есть дела, дом
Он покачал головой.
Всё подождёт. А здесь… здесь ждёт тот, кто больше не хочет тебя терять.
Я посмотрела в окно на осенние клены и подумала: а может, теперь мне стоит остаться?
Я не села в поезд. Сумка осталась у двери, а я у окна, с чашкой в руках, в его кресле, в его мире. На мгновение мне стало стыдно, будто я совершаю чтото безрассудное, но чувство быстро прошло.
Я провела ещё один день, потом ещё один, а потом перестала считать.
Во время работы в студии время текло иначе. Я помогала ему сортировать краски, полировала рамы, читала вслух, пока он набрасывал наброски. Вдруг понялa, что можно жить проще, легче, без постоянного анализа каждой детали.
Вечерами гуляли по Старой части, между людьми, но каждый в своей полосе. Никто не смотрел на нас странно может, потому что это выглядело естественно, а может, потому что возраст нам уже не мешал.
Однажды я нашла на столе маленький эскиз: я, сидящая у окна, вглядывающаяся в свет. Подпись: «Осень, которая вернулась». Я ничего не сказала, лишь коснулась бумаги пальцами и тихо улыбнулась.
Не знаю, будет ли это навсегда. Не планирую, не спрашиваю. Достаточно мне этого мгновения того, что ктото сказал: «Останься», и я услышала это понастоящему.
Четыре десятка лет я ждала этого решения. Теперь я больше не хочу ждать.
