Олег жил в советском панельном доме девяти этажей на окраине Москвы, где стены тоньше бумаги, а каждый соседний чих отзывается эхом в старых радиаторах.
Он давно перестал дрожать от хлопков дверей, не реагировал на споры о перестановке мебели и не слышал, как надёжный советский телевизор у пенсионерки снизу начинает визжать.
Но то, что делал сосед сверху Алексей, выводило Олега из равновесия и заставляло бурлить в груди ругательства.
Каждую субботу тот «недоброжелательный человек» без малейшего стыда включал то дрель, то перфоратор! Иногда в девять утра, иногда в одиннадцать, но всегда в выходной и, как назло, в тот момент, когда хотелось выспаться.
Сначала Олег, человек миролюбивый, относился к шуму философски: «Наверно, ремонт затянулся можно понять» думал он, ворочаясь в постели и пряча голову под подушку.
Но недели шли, а перфоратор будил его каждую субботу вновь и вновь. То короткими стуками, то протяжными гудениями. Сосед как бы начинал работу, бросал её, а потом снова возвращался к начатому.
Иногда эти надоедливые звуки падали не только утром, но и в будний вечер около семи, когда Олег возвращался с работы, мечтая о тишине. Каждый раз он хотел подойти к двери и выплеснуть всё, что думал о соседе, но усталость, лень и нежелание конфликтов удерживали его.
Однажды, когда дрель вновь запела над головой, Олег не выдержал и бросился наверх. Звонил, стучал В ответ ни звука. Только проклятый перфоратор ревел, передавая вибрацию прямо в череп.
Когданибудь я! вырвалось у него, но мысль оборвалась. Сам он не знал, что именно «когданибудь» сделает.
Воображение рисовало сцены от отключения электроэнергии в подъезде до более изощрённых действий: написать жалобу, позвать участкового, забить пеной вентиляцию. Иногда Олег представлял, как Алексей вдруг осознаёт, что надоел всем, приходит с извинениями, переезжает Ну, хоть чтонибудь! Лишь бы перестал сверлить!
Шум стал для Олега символом несправедливости. Он каждый раз думал: «Хотел бы ктонибудь в подъезде возмутиться и прекратить это безобразие!», но все сидели в своих норах и ни к чему не вмешивались.
И тогда случилось то, чего он совсем не ожидал
Однажды в субботу Олег проснулся не от дрели, а от глухой тишины. Долго лежал, прислушиваясь, когда же вновь зазвонит тот проклятый аппарат. Тишина была плотной, почти осязаемой.
Сломал! мелькнула в голове радостная мысль, или этот изверг уехал?!
День прошёл в ощущении свободы: пылесос шумел тише, чайник гудел ласково, а телевизор больше не дребезжал вместе с потолком. Олег сидел на диване и, словно ребёнок, улыбался.
Воскресенье тоже было тихим, как и понедельник, вторник, среда. Шум будто вырезали из его жизни Тишина сверху держалась почти неделю. Олег перестал списывать её на ремонт, отпуск или случайность. Было в этой паузе чтото нелепое, тревожное, слишком резкий контраст после месяцев постоянного грохота.
Он долго стоял у двери соседа, собираясь с духом, и размышлял: зачем это нужно? Убедиться, что всё в порядке? Или проверить, не накручивает ли он себя? Нажал кнопку звонка.
Дверь открылась почти сразу и Олег сразу понял, что чтото случилось. На пороге стояла беременная женщина, лицо бледное, веки опухшие. Олег мельком видел её пару раз раньше, но сейчас она выглядела старше, словно постарела на несколько лет.
Вы жена Алексея? спросил он осторожно.
Она кивнула.
Чтото случилось? Я давно не слышу
Слова застряли в горле: как можно говорить о приходе изза тишины? Женщина отступила на шаг, пропуская его внутрь, и вдруг тихо произнесла:
Леши больше нет.
Олег не сразу понял смысл. Понадобилось несколько секунд, чтобы слова сложились в цельную мысль.
Как когда?
В прошлую субботу, рано утром. Смахнула слезинку. Этот бесконечный ремонт он так уставал. Делал всё по выходным, а в будни времени не было. В тот день встал раньше меня, хотел доделать кроватку, торопился, боялся не успеть
Она указала рукой вглубь квартиры. У стены стояла разложенная детская кроватка лишь её половина, инструкция, упаковки с крепёжами, детали, разбросанные по полу.
Он просто упал, прошептала она. Сердце. Я даже не успела проснуться.
Олег стоял, будто врос в пол. Слова женщины медленно, тяжело пронизывали сознание.
Шум тот самый, который его так бесил, будил по субботам! Олег опустил глаза, взгляд упал на коробку с деталями кроватки: мелкие винты, шестигранник, наклейки с номерами. Всё аккуратно разложено так делают лишь те, кто действительно хочет чтото важное.
Может, вам чтото нужно? начал он тихо, но женщина покачала головой:
Спасибо. Ничего
Олег ушёл почти на цыпочках, как уходят от чужой боли. Спускаясь по лестнице, он чувствовал тяжёлое чувство вины, которое не имело формы, но жгло изнутри.
Дома он поднял глаза к потолку. Тишина была густой, словно укор. Возможно, он ненавидел Алексея лишь за то, что тот мешал ему спать? Для него это был не человек, а лишь шум, неудобство. А теперь его нет. Вместо него женщина, оплакивающая его, и ребёнок, который скоро появится без отца, и кроватка, которую он хотел собрать, но не успел.
Надо будет зайти к её, подумал Олег, помочь. Вряд ли она справится сама
Вечером, когда мысли утихли, Олег снова взглянул на потолок. Тишина всё ещё стояла, словно мёртвая. Он долго сидел в полутёмной кухне и понял, что сегодня не спит, а хочет чтото сделать. Поднялся наверх, позвонил. Дверь открылась, женщина удивлённо приподняла брови.
Послушайте Я понимаю, что мы едва знакомы. Но если позволите я могу собрать кроватку. Он же хотел, чтобы она была готова. И если можно я бы хотел помочь, пробормотал Олег.
Она молча смотрела на него, будто пыталась понять смысл. Затем медленно кивнула.
Проходите.
Олег вошёл, осторожно переступая через коробки с деталями, и работал долго, молча. Женщина сидела на диване, поглаживая живот, иногда тихо всхлипывая, стараясь не мешать. Когда последний винт был закреплён, воздух в комнате изменился, словно напряжение исчезло.
Спасибо, прошептала она. Вы даже не представляете, насколько это важно.
Олег кивнул, не зная, что ответить. Выходя, он ощутил, как впервые за долгое время сделал нечто действительно правильное и понял: иногда тишина не просто отсутствие шума, а возможность услышать собственное сердце и протянуть руку помощи тем, кто в ней нуждается. Так в шуме и в тишине живёт наша истинная сила.
