Тогда, в далёкие времена, в небольшом общежитии на окраине Москвы, я пережил один из самых странных дней своей жизни. Всё началось с резкого всплеска боли, глухого хлопка и погружения в полную тьму. Тьма, словно густой снег, медленно отступала, и в полумраке я услышал голос:
Галина Петровна, спасатель, в коридоре чтото взорвалось.
Я ощутил, как рука тяжело коснулась моей шеи, и, с трудом открыв глаза, увидел перед собой кулонпрямоугольник, выгравированный знаками зодиака, а рядом белый халат.
В операционную! крикнул ктото неподалёку.
Скоро домой вернулись родители. Мать, Лидия Ивановна, бросилась на кухню, заглянула в комнату, где я делал домашнее задание. Отец, Дмитрий Сергеевич, заметил, что настроение у меня далёкое.
Что случилось, Тимофей? погладил он меня по голове.
Ничего, пробурчал я, четвертый класс.
Рассказывай.
Скоро будет 8ое марта. Учительница задержала нас и потребовала, чтобы каждый мальчик подарил девочке.
И в чём проблема? улыбнулся отец.
Мы все одинаковы, а учительница распределила, кто кому дарит, тяжело вздохнул я. Мне досталась «некрасивая», Ульяна Ерофеева.
Все девочки хотят подарок, и «некрасивые» тоже, попытался объяснить отец, будто я уже взрослый. Как она распределяла? По алфавиту? По знакам зодиака?
По совпадению. Ульяна Дева, а для Дев лучше всего подходит Телец. Я же, кстати, Телец.
Это же к удаче! Может, влюбишься?
Я? В Ульяну Ерофееву?
Отец рассмеялся, а мать, Лидия, бросилась в комнату:
Что здесь происходит?
Лена, иди на кухню, строго сказал отец. Мы с сыном серьёзно разговариваем.
Когда мать ушла, я спросил:
Папа, что мне теперь делать?
Готовить подарок!
Какой?
Завтра на работе сделаю твоей избраннице подарок.
Как ты, рабочий на заводе, сможешь?
Я в гальваническом цехе, покрываю металлы. Завтра всё увидишь.
На следующий день отец привёз золотой кулонпрямоугольник на цепочке. На одной стороне выгравированы два знака: Телец и Дева, а на другой мелкой кириллической надписью:
«Моей однокласснице Ульяне на 8ое марта! Анатолий».
Кулон блестел, как свежий снег, а когда мама положила его в пленку, он выглядел ещё более изысканно.
Наступило 8ое марта. Учительница Мария Петровна не стала вести урок, а сначала приняла подарки от детей, потом объявила, что мальчики должны подарить девочкам.
Все юноши бросились к своим «избранницам». Я подошёл к Ульяне и, как научил меня отец, произнёс:
Ульяна, с праздником 8ое марта! Возможно, судьба соединит Тельца и Деву.
Сказав заученные слова, я вернулся на своё место, не заметив, как моё сердце забилось быстрее.
Через несколько лет Ульяна с семьёй переехала в другой район, а сама она перешла в другую школу.
Тем временем я, Анатолий Гончаров, проснулся в больничной палате, где потолок был белый, а боль в правой руке усиливалась. Я попытался пошевелить конечностями, но лишь левая рука отвечала.
Где я? спросил я, не понимая, к кому обращаюсь.
Подошёл медбрат, посмотрел на меня и спросил:
Вы в отделении экстренной хирургии?
У меня руки и ноги целы? спросил я тихо.
Всё на месте, но ты привязан от головы до пят, сообщил он.
В комнату вошла медсестра и спросила, как я себя чувствую. Я лишь ответил:
Что со мной!
Она успокоила меня:
Жизнь ваша в порядке. Руки, ноги будут работать. Небольшие шрамы скоро исчезнут. Мама попросила позвонить, когда проснёшься.
Голос мамы, сквозь слёзы, прозвучал:
Сынок, всё в порядке. Скоро выпишут.
Я попытался улыбнуться, но боль была сильна.
Сосед по палате, узнав, что я спасатель, спросил, что случилось. Я рассказал, как на заводе взорвались кислородные баллоны, как мы спасали пострадавших, как я был последним, кто вышел, когда рядом уже взорвался ещё один баллон.
В палату вошёл друг, Толя Гончаров, и, хватая меня левой рукой, сказал:
Ты жив!
Да, руки и ноги целы! ответил я, пытаясь звучать бодро.
Толя спросил, что дальше, я рассказал, как всё закончилось, и друг успокоил меня тем, что меня могут представить к медалям.
Врачхирург, сорокалетний мужчина, подошёл к моей кровати:
Как дела, герой?
Нормально, ответил я.
Если ты говоришь, значит, будешь жить. Давай осмотрим!
Я недоумевал, но он сказал, что вскоре меня выпишут.
Через два дня я уже пытался вставать, хотя боль в ногах оставалась, а правая рука всё ещё была разодрана. На лице осталось несколько шрамов, но я уже видел себя в зеркале, принимая их как часть мужества.
Врач, который меня сшивал пять часов подряд, пришёл снова. Молодой, стройный, в очках, с белым халатом, она представилась:
Здравствуйте! Я доктора Иванова.
Я узнал её сразу вокруг её шеи мерцал тот же кулон с знаками зодиака.
Вера Ерофеева! воскликнул я.
Она посмотрела на меня, не узнав, и извинилась. Я указал на кулон и сказал:
Я Телец.
Толик Гончаров? её губы дрогнули. Ты меня ещё помнишь?
Конечно, Вера, ответил я, положив ладонь ей на плечо.
Она вытерла слёзы платочком и сказала, что никогда не думала, что наши пути вновь пересекутся.
После того дня Вера больше не приходила в палату, но её график стал таким же, как и мой: дни, ночи и два выходных.
Я не хотел выглядеть перед ней беспомощным, поэтому весь следующий день ползал по палате, опираясь на стены.
Вечером смена врача прошла, и в коридоре раздались крики и быстрые шаги привозили очередного пострадавшего. Медсестра выключила свет, но уже после полуночи я услышал тихий плач. За дежурным столом сидела бывшая одноклассница, и, положив здоровую руку ей на плечо, я сказал:
Ты, что, Вера!
Она рассказала, как оперировала женщину, попавшую под машину, и как её ребёнок был в реанимации. Мы говорили о том, как тяжело быть хирургом, как часто люди умирают, но и сколько жизней спасаем.
Она призналась, что её муж ушёл, и она живёт одна, как маленькая девочка с родителями. Мы оба были в 27 лет, и казалось, что жизнь только начинается.
Врач, увидев, как её пульс пропадает, крикнула, и Вера бросилась в реанимацию.
Этой ночью я не мог уснуть. Утром медсестра, как обычно, сделала мне укул.
Женщина, которой сегодня ночью делали операцию, жива? спросил я, удивлённый даже себя.
Жива, но состояние тяжёлое, ответила она.
Три недели спустя раны на теле затянулись. Мы с Верой виделись по сменам, и я всё больше тянулся к ней, хотя в экстренной хирургии мало места для личных разговоров.
Во время утреннего обхода врачхирург объявил:
Сегодня выписываю вас, улыбнулся он. Вы сразу пойдёте в поликлинику, а там решат, сколько ещё останетесь в больнице.
Можно собираться! крикнул я.
Я побрился, посмотрел в зеркало и заметил, что оставшиеся шрамы лишь добавляют мне мужества.
Вышел в коридор, где шла медсестра, и подумал:
Она всё же выкрасилась!
Медсестра подала выписку:
До свидания, Анатолий! Больше к нам не возвращайтесь!
У меня была небольшая однокомнатная квартира, но я поехал к родителям, ведь мама ждала меня и переживала.
Сыночек! воскликнула она, обнимая.
Всё, мама, я жив и здоров.
Пойдем, я тебе еду приготовлю. Ты стал таким худощавым!
Как же я соскучился по домашней кухне!
Пока не поправишься и не женишься, будешь жить в родном доме, твоя комната всё ещё пустует. Иди, руки вымой!
К вечеру я сходил в парикмахерскую, взял одежду, а мама помогала её привести в порядок. Отец пришёл с работы, и мы, как раньше, сидели вместе, разговаривали до ночи.
Лёжа в своей детской комнате, я думал:
«Завтра надо в поликлинику, потом на работу, а вечером»
Эти мысли убаюкали меня далеко за полночь.
На следующий день я снова пошёл в поликлинику, прошёл по кабинетам, а вечером стал собираться. Отец спросил:
Куда ты?
Папа, помнишь, когда я был в четвёртом классе? Ты сделал мне кулон для «некрасивой» Ульяны Ерофеевой?
Да, помню.
Ты говорил: «Выриснешь, может, влюбишься в неё». Я помню эти слова.
Папа, сейчас Ульяна хирург, она делала мне операцию, и до сих пор носит тот кулон.
Вот так!
Папа, твои слова сбылись. Я иду к ней!
Двадцать семь лет не так уж много, чтобы начать жизнь с тем, кого любишь.
