Я поставил ультиматум: либо мама переезжает к нам в эту субботу, либо я подаю на развод. Выбирай, Глаша. Я больше не готов мириться с тем, что родной человек страдает в одиночестве.
С громким стуком я опустил чашку на блюдце. Чай разлился по скатертке, оставив некрасивое бурое пятно, но я даже не стал смотреть на него. Взгляд был направлен на Алёну, и в нём читалась новая, пугающая решимость, которой она, кажется, никогда не замечала за пятнадцать лет нашего брака.
Алёна замерла, держала кухонное полотенце в руках. В кухне нависла тишина, нарушаемая лишь гудением холодильника и тиканием часов над дверью. Ей показалось, что она ослышалась. Переезд? Развод? Утром мы обсуждали, какие обои повесить в прихожей, а сейчас я ставлю такие условия.
Серёжа, ты серьёзно? тихо спросила она, вешая полотенце на ручку духовки. Твоя мама живёт в двух остановках от нас. Мы видимся каждый уик-энд. В чём дело? Какое одиночество? У неё три подруги в подъезде, она ходит в хор ветеранов и на скандинавскую ходьбу.
Ей тяжело одной! повысил я голос, вставая из-за стола. Ты не понимаешь, давление скачет. А если ночью приступ? Кто стакан воды подаст? Скорая пока доедет, а будет уже поздно. Я не могу спать спокойно, зная, что она одна в четырёх стенах.
Алёна устало опустилась на стул напротив меня. Этот разговор уже не в первый раз, но раньше это были лишь намёки, пробные шары. Сейчас же он звучал как ультиматум.
Давай рассуждать логически. У нас двухкомнатная квартира. Одна спальня, вторая кабинет, где я работаю и где иногда ночует наш сын, когда приезжает с учёбы. Куда посадим Нину Петровну?
В кабинет, конечно, бросил я, будто это само собой разумеется. Твоему студенту там делать нечего, он уже взрослый, пусть живёт в общежитии или снимет квартиру, если хочет комфорта. А твой компьютер можно перенести в спальню или на кухню. Ноутбук же, а не станковый пресс.
У Алёны перехватило дыхание от возмущения. Кабинет был её крепостью: бухгалтер, работающий удалённо, нужен тишина, место для папок, принтера. И сын, Артём, хоть учился в другом городе, часто приезжал и знал, где его дом.
То есть ты предлагаешь выгнать сына, лишить меня рабочего места и поселить в двенадцатиметровой комнате твою маму, которая, мягко говоря, обладает непростым характером? уточнила Алёна, стараясь держать голос ровным.
Характер как характер! вспыхнула я. Она просто старой закалки. Требовательна, но любит порядок. И это же моя мать! Она меня вырастила, ночей не спала. Я обязан обеспечить ей достойную старость. А ты ты просто эгоистка, тебе лишь бы комфорт не нарушали.
Я вышел из кухни, нервно хлопнув дверью. Алёна осталась сидеть, глядя на остывший ужин. Котлета с пюре, которую я так любил, осталась нетронутой. Аппетит пропал.
Нина Петровна, моя мать, была женщиной цветущей. В свои шестьдесят восемь лет выглядела бодрее многих сорокалетних. Громкий голос, командирские манеры бывшего завуча и уверенность в своей правоте. «Тяжело одной» в её случае означало «некому круглосуточно выносить мозг».
Алёна встала, механически начала убирать со стола. В голове крутилось: «Или мама, или развод». Неужели я готов перечеркнуть пятнадцать лет жизни изза каприза мамы? Очевидно, это каприз. У Нины Петровны нет страшных диагнозов, кроме возрастной гипертонии, которую контролируют таблетки.
Ночь прошла в гнетущем молчании. Я отвернулся к стене и натянул одеяло до ушей. Алёна долго ворочалась, глядя в потолок, где от света фонаря плясали тени веток. Она вспоминала, как мы покупали эту квартиру. Первый взнос внесли её родители, ипотеку платили вместе, но большую часть вносила она, так как её карьера складывалась удачнее. Я работал менеджером в автосалоне стабильная, но без особых перспектив. И теперь я распоряжаюсь метрами, будто это моя личная вотчина.
Утром я, собираясь на работу, бросил в коридоре, завязывая шнурки:
Я жду ответа до вечера. Мама уже начала собирать вещи. Если ты против, я собираю свои и переезжаю к ней.
Дверь захлопнулась. Алёна сползла по стенке на пуфик. Всё уже решено за её спиной. «Мама уже собирает вещи» звучало как сговор.
Весь день Алёна не могла сосредоточиться на отчётах. Цифры плавали перед глазами. Она позвонила подруге Владе.
Глаша, ты что, с ума сошла? крикнула в трубку Влада. Какая свекровь в двушке? Это конец! Ты через неделю взвоёшь. У неё же есть та ещё «штучка», я помню, как она на твоём дне рождения проверяла, нет ли пыли на шкафу.
Он поставил ультиматум, Влада. Говорит, развод.
Ну и пусть катится! рубила подруга. Квартира чья? Общая? Разменяете в крайнем случае, или долю выкупишь. Но жить с Ниной Петровной медленная смерть. Она тебя поедом съест: сначала кабинет отберёт, потом на кухне хозяйничать начнёт, а потом и в спальню с советами полезет.
Алёна понимала, что Влада права. Но страх разрушить семью был силён. Пятнадцать лет не шутка. Привязанность, общие воспоминания. Неужели я действительно уйду?
Вечером я вернулся с работы с букетом хризантем плохой знак. Я всегда дарил цветы, когда чувствовал, что «продаю» ситуацию, и хотел подсластить пилюлю.
Глаша, что ты надумала? зашёл на кухню, где Алёна резала салат. Голос был мягкий, вкрадчивый. Понимаю, тебе сложно решиться. Но поверь, так будет лучше всем. Мама будет под присмотром, нам спокойнее. Она обещала помогать по хозяйству, готовить будет. Ты же устаёшь за компьютером. Освободишься от бытовухи.
Серёжа, отложила нож Алёна. А ты спросил у мамы, что она собирается делать со своей трёхкомнатной квартирой, если переедет к нам навсегда?
Я на секунду замялся, отведя глаза.
Ну зачем пустой квартире стоять? Сдавать будем. Деньги лишними не бывают. Они пойдут в бюджет, на лекарства, на санаторий.
«Ах, вот оно что», подумала Алёна. «Бизнесплан».
Хорошо, неожиданно сказала я.
Глаза мои вспыхнули.
Ты согласна? Умница моя! Я знал, что ты у меня золотая!
Я согласна попробовать, строго уточнила Алёна. Но с условиями. Испытательный срок две недели. Если за это время жизнь превратится в ад, возвращаемся к исходной точке. И ещё: мой кабинет остаётся моим. Мама будет спать на раскладном диване в гостиной. Пока. А там посмотрим.
В какой гостиной? Там же проходная комната! Маме нужен покой! возразила Алёна.
У нас нет гостиной, Серёжа, у нас кабинет, который одновременно гостевой. Там диван. Других вариантов нет. Артём приедет на сессию через месяц, ему тоже надо гдето спать.
Ладно, ладно, замахал руками я. Разберёмся на месте. Главное, ты не против переезда. Я сейчас маму обрадую, поеду за ней в субботу утром.
В субботу жизнь Алёны разделилась на «до» и «после».
Нина Петровна приехала не с двумя чемоданами, а с «ГАЗелью», набитой вещами, коробками, тюками, кадками с фикусами, любимым кресломкачалкой, которое заняло половину кабинета, перекрыв доступ к книжному шкафу.
Ну вот, детки, теперь заживём! громогласно объявила свекровь, внося в прихожую икону в тяжёлом окладе. Глаша, что ты стоишь как неродная? Бери пакеты, там банки с соленьями, только не разбей, это огурчики по моему фирменному рецепту, не то что твоя магазинная дрянь.
Алёна проглотила «магазинную дрянь» и пошла разбирать пакеты.
Первый конфликт случился через два часа. Я работал, закрывшись в кабинете, когда дверь распахнулась без стука.
Глаша, а где у тебя большая кастрюля? стояла на пороге Нина Петровна, оглядывая комнату хозяйским взглядом. И что это за пыль на мониторе? Дышишь грязью?
Нина Петровна, я работаю, сдержанно ответила Алёна, не оборачиваясь. Кастрюля в нижнем ящике справа. Пожалуйста, стучите, когда входите.
Ишь ты, цаца какая, «стучите», пробурчала свекровь, но дверь не закрыла. Сергей голодный, а она в экран пялится. Жена должна мужа встречать горячим обедом, а не сидеть сиденьем.
Алёна глубоко вздохнула, нажала «сохранить» и вышла на кухню. Там царил хаос: свекровь уже переставила специи, убрала кофемашину («место только занимает, баловство это») и жарила чтото на сковороде.
Нина Петровна, зачем убрали кофемашину? Мы с Сергеем пьем кофе каждое утро.
Вредно! Сердце сажать. Я привезла цикорий, полезно и вкусно. Будете пить цикорий. Машину я в коробку на балкон вынесла.
Вечером я сидел за столом, уплетая мамины жирные котлеты, плавающие в масле. Алёна ковыряла вилкой салат.
Вкуснотища, мам! хвалил я. Глаша так не умеет, она всё на пару да в духовке, здоровая еда, видишь ли. Скукотища.
Ой, да что там уметь, отмахнулась Нина Петровна. Просто стараться надо для мужа. А у нынешних только карьера на уме. Кстати, Сергей, я в ванной посмотрела, у вас полотенца какието жёсткие. Я свои достала, махровые. А эти ваши пустим.
Я чуть не поперхнулся.
Это египетский хлопок, Нина Петровна. Они новые. Какие тряпки?
Не спорь с матерью, резко сказал я. Мамe виднее, она хозяйка опытная.
Эта фраза стала девизом следующей недели.
Нина Петровна была везде. Она включала телевизор на полную громкость, когда Алёна пыталась сосредоточиться на квартальном отчёте. Заходила в ванную, когда Алёна принимала душ, под предлогом «ой, я только тряпочку взять». Критиковала одежду Алёны, её прическу, манеру говорить.
Я превратился в десятилетнего мальчишку. Перестал мыть посуду («мама уберёт»), перестал выносить мусор, зато каждый вечер жаловался маме на начальника, а она гладила его по голове и подсовывала пирожки. Алёну в этом тандеме просто не замечали, или замечали лишь как раздражающий фактор.
В среду Алёна вернулась из магазина и обнаружила, что её рабочий стол передвинут к окну, а на его месте стоит креслокачалка и телевизор.
Так светлее! безапелляционно заявила свекровь. И мне телевизор смотреть удобнее, а то от окна светло.
Нина Петровна, голос Алёны дрожал от ярости. Это мой кабинет. Моё рабочее место. Кто вам разрешил двигать мебель?
Сергей разрешил! победоносно заявила свекровь. Он хозяин дома. Сказал: «Мам, делай, как тебе удобно».
Алёна ворвалась в спальню, где я лежал с телефоном.
Ты что творишь? прошипела она. Почему ты разрешил ей переставить мой стол? Я не могу работать, когда солнце бьёт прямо в монитор!
Глаша, ну не начинай, поморщился я. Мама весь день дома, ей хочется уюта. А ты можешь шторы закрыть. Будь гибче. Ты же мудрая женщина.
Мудрая женщина сейчас соберёт твои вещи, Сергей.
Опять угрозы? я сел на кровать. Ты не посмеешь. Изза стола разводиться? Смешно.
Не изза стола. А изза того, что ты меня не слышишь и не уважаешь.
Развязка наступила в пятницу. Я взял отгул, чтобы съездить в налоговую, но освободился раньше и вернулся к обеду. Тихо открыл дверь своим ключом.
Из кухни доносились голоса. Нина Петровна громко разговаривала по телефону, видимо, по громкой связи, потому что я слышал и собеседницу. Это была тётя Валя, сестра свекрови.
Ой, Валька, красота! вещала Нина Петровна, прихлебывая чай. Живу как у Христа за пазухой. Сергей вокруг меня скачет, невестка, конечно, кривит морду, но молчит, куда она денется. Я её быстро к ногтю прижала.
А с квартиройто что? Сдала? скрипучий голос тёти Вали звучал заинтересованно.
А то! Вчера договор подписали. Студентам, троим. Тридцать пять тысяч в месяц плюс коммунНо я понял, что свобода важнее любой арендной платы, и решил уйти, оставив всех позади.
