Откройте рюкзак сейчас! На видеокамере всё видно, ты не уйдёшь! Вытащи всё!
Слова резали воздух. В цехе обувного завода в Туле гул машин вдруг замер. Начальница, госпожа Ольга Петровна, стояла, скрестив руки, холодный взгляд прицелил в Марину, худенькую женщину с большими усталыми глазами. Вокруг вонял запах обработанной кожи, клея и зимнего ветра.
Марина прижала рюкзак к груди, будто к ребёнку. Затем кивнула головой.
Пожалуйста
На камере всё ясно, произнесла Ольга Петровна, не повышая тона. Вытащите всё.
Пальцы Марины дрожали, когда она расстегнула молнию. Вытащила упакованный в бумагу бутерброд, пару толстых носков, карточку со скидками и, наконец, маленькую пару сапожков: коричневая кожа, подкладка из меха, две серебряные звёздочки по бокам. Зимняя красота.
Для кого? спросила начальница, чуть смягчив голос.
Марина проглотила сухость в горле.
Для Алёнки, моей дочери. У неё разорванные кеды, мороз в пальцах.
Почему не попросили аванс?
У меня больше нет никого, кто мог бы дать залог. Никого, к кому бы обратиться. Я одна. Отец ушёл.
В цеху ктото кашлянул. Коллега сделала шаг вперёд, затем замерла. Ольга Петровна взяла сапожки в руки, ощупала швы, потянула молнию. Они были безупречны её работа, их труд. И только тогда она заметила: на подошве Марина карандашом написала цифру «29» размер Алёнки.
Я уволю вас за кражу, знаете ли, холодно произнесла начальница.
Марина кивнула, без слёз. Стыд не шумит.
Пожалуйста дайте мне ещё один день. Завтра день Святого Николая.
Не торгуемся, отрезала начальница. Идите домой. Я сама вам позвоню.
Марина вышла, дрожа, будто дверь сама выталкивала её наружу. Цех вновь наполнился гудением.
Вечером, в своём кабинете, Ольга Петровна снова просмотрела видеозаписи. Видела, как Марина минутами рассматривала ту пару сапожков, поднимая их к свету, чтобы увидеть мех, как будто прижала подошву к лицу, на секунду, а затем запихнула их в рюкзак, дрожа, будто вкладывала в него крошку надежды.
На столе, рядом с забытым чаем, лежал блокнот с записями: «новогодние бонусы, талоны, премии». Тот же набор цифр, ничего о холодных кедах ребёнка.
Она взяла телефон, нашла в личном деле Марине адрес и записала его на листок. Затем встала, прошла к складу, выбрала новую пару сапожков того же размера и меха, попросила упаковщиц наколотить красный бант и ушла.
Снег начал мелко падать. Дом Марини в старом районе имел тёмные, холодные лестницы. Ольга Петровна поднялась на третий этаж с коробкой в руках и постучала.
Открыла девочка с двумя кудрявыми косичками Алёнка. На неё наделась тонкая ночнушка и несочетаемые носки.
Мама нет она в магазине, хлеб покупает.
Тогда я зайду на минуту, если позволишь, улыбнулась начальница.
В прихожей стоял аромат печки, но в комнате пахло чистой бедностью и заботой. На столе стоял старый чулок, раскрашенный маркерами знак для Деда Мороза, может быть.
Как тебя зовут?
Алёнка. А вас?
Я подруга мамы с работы.
Ольга Петровна поставила коробку на стол.
Алёнка, знаешь, кто придёт сегодня вечером?
Дед Мороз. Но, кажется, в прошлом году он ошибся адресом. Зашёл к нам, а в окне ничего не нашёл. Может, придёт к соседке У той окна побольше.
Дед Мороз не ошибается, сказала начальница, сдавив горло. Иногда он просто заблудится в заботах людей. Но когда находит смелое сердце, он его никогда не забудет.
Открыв коробку, сапожки осветили комнату тёплым светом, словно маленькая лампа. Алёнка прижала руку к губам.
Для меня?
Для тебя. Чтобы ноги были тёплыми, а голова держалась высоко.
Девочка погладила мех и, не раздумывая, обняла их. Это было то объятие, которое дети дарят, когда признают добро.
Дверь снова открылась: Марина, губы красными от мороза. Увидев начальницу, она замерла.
Госпожа простите меня. Завтра принесу сапоги
Больше ничего не приноси, тихо произнесла Ольга Петровна. Они для Алёнки.
Я уйду, я понимаю
Не уходи. Завтра приходи в офис. Составим план: фиксированный аванс на зиму, рабочий день короче, чтобы успевать возить дочь в детский сад, и список, кого звонить, если понадобится помощь. На заводе сделаем ящик «Добрая подошва».
Для всех, кто идёт по тяжёлой зиме.
Марина кивнула, не зная, как принять такие слова. Хотела сказать «спасибо», но её глаза наполнились слёзами.
Почему? спросила она.
Потому что я не хочу руководить заводом, где лишь делают сапоги. Я хочу держать людей на ногах, а не только их обувать. И сегодня я усвоила этот урок от твоей дочери.
Алёнка провела пальцами по новому меху.
Вдоль лестницы уже слышался сосед, стучавший дверью, ветер шуршал у подков, снег усиливался. На кухне суп уже пахнул домашним уютом.
Ольга Петровна вышла в ночь с лёгким сердцем.
На следующий день в цехе рабочие нашли большую коробку с надписью от руки: «Добрая подошва для наших зим».
Внутри лежали толстыe носки, перчатки, пищевые талоны, сапожки. Сотрудники переглянулись и улыбнулись.
В этом цехе, где пахло кожей и клеем, чтото изменилось внутри, как новая подкладка. И, впервые за долгое время, зима выглядела просто временем года, а не приговором.
Иногда между «кражей» и «криком о помощи» лежит лишь детская подошва. Когда решаешь слушать, а не судить, ты спас не только рабочее место, но и чьюто дорогу по жизни.
