Открой рюкзак сейчас! На камеру всё видно, не уйти! Вытащи всё!
Слова пролетели, как выстрел. В цехе обувного завода шум машин вдруг замёр. Хозяйка, госпожа Раду, стояла, скрестив руки, холодным взглядом фиксируя Мару худую женщину с большими усталыми глазами. Вокруг пахло замшой, клеем и зимой.
Мара прижала рюкзак к груди, будто к ребёнку, потом кивнула.
Пожалуйста…
На камеру всё видно, сухо произнесла госпожа Раду, не повышая голоса. Вытащи всё.
Пальцы Мары дрожали, когда она расстегнула молнию. Вытащила упакованный в бумагу сэндвич, пару тяжёлых носков, листок с купонами, а в конце маленькую пару ботиночек: коричневая кожа, подпираемая плюшевой подкладкой, с двумя серебряными звёздочками по бокам. Зимний шедевр.
Кому? спросила хозяйка, чуть тише.
Мара проглотила сухость.
Моей дочке Илнке. У неё дырявые кроссовки, ноги замёрзнут.
Почему не попросила аванс?
Не было, кому дать залог. Никого не было, кому позвонить. Я одна, отец её ушёл.
В цеху ктото крикнул. Одна из коллег шагнула вперёд и остановилась. Госпожа Раду взяла ботиночки, ощупала швы, потянула молнию. Они были безупречны её работа, их труд. Тогда она заметила: на подошве Мара ручкой написала номер «29» размер Илнки.
Я уволю тебя за кражу, понимаешь?
Мара кивнула, не заплачивая. Стыд не шумит.
Пожалуйста… дайте мне ещё один день. Завтра праздник Святого Николая.
Не обсуждаю, коротко сказала хозяйка. Иди домой. Я сама позвоню.
Мара вышла, дрожа, будто дверь сама её вытолкнула. Цех вновь наполнился гулом.
Вечером в своём кабинете госпожа Раду ещё раз просмотрела записи. Видела, как Мара минутами рассматривала пару ботиночек, поднимала их к свету, чтобы увидеть плюш, прижимала подошву к щеке, цены менялись в доли секунды, потом, дрожа, запихивала их в рюкзак, словно вкладывала туда часть надежды. На столе рядом с забытым чаем лежал блокнот с записями: «новогодние бонусы, талоны, премии». Тот же набор цифр, но ни одной строки о замёрзших ножках ребёнка.
Она взяла телефон, нашла в деле сотрудников адрес Мары, записала его на листок. Затем в склад вошла, выбрала новую пару ботиночек того же размера и с такой же плюшевой подкладкой, попросила упаковщиц прикрепить красный бант и ушла.
Небольшой снег уже шёл. Дом Мары в старом дворе имел тёмную, холодную лестницу. Госпожа Раду поднялась на третий этаж с коробкой в руках и постучала.
Дверь открыла девочка с двумя косичками Илнка. На ней была тонкая пижама и несочетаемые носочки.
Мама сейчас в магазине, покупает хлеб, ответила она.
Можно я зайду на минутку? улыбнулась хозяйка.
Коридор пахнул сыростью и заботой. На столе стояла старая керамическая глиняная чашка, расписанная маркерами знак для Деда Мороза, наверное.
Как тебя зовут?
Илнка. А вас?
Я просто подруга мамы с работы.
Госпожа Раду положила коробку на стол.
Илнка, знаешь, кто сегодня придёт?
Дед Мороз. Но в прошлом году он, видимо, ошибся адресом, стучался в наше окно и ничего не нашёл. Может, он пойдёт к соседке, у неё окна поизшее.
Дед Мороз не ошибается, сказала хозяйка, захлебнувшись. Иногда он просто теряется в заботах людей. Но когда он находит смелое сердце, он его никогда не забудет.
Она открыла коробку. Ботиночки засияли в комнате, словно тёплая лампа. Илнка прижала руку к рту.
Для меня?
Для тебя. Чтобы ноги были тёплыми, а голова высоко поднятой.
Девочка погладила плюш и, не задумываясь, обняла их. Это было то, как дети обнимают добро, когда его находят.
В дверь снова вошла Мара, щеки её покраснелись от холода. Увидев хозяйку, она остановилась.
Моя госпожа простите. Завтра принесу ботинки…
Не приноси больше ничего, прошептала госпожа Раду. Это для Илнки.
Я ухожу, знаю…
Ты никуда не уйдёшь. Завтра придёшь в офис. Составим план: аванс на зиму, час короче, чтобы ты успела возить дочку в садик, и список, кого звонить, если понадобится помощь. На заводе сделаем коробку солидарности «Хорошая подошва».
Для всех, кто шагает по тяжёлой зиме.
Мара кивнула, не зная, как удержать в ногах такие слова. Хотела сказать «спасибо», но глаза её наполнились слёзами.
Почему? спросила она.
Потому что я не хочу лишь управлять обувным заводом. Я хочу держать людей на ногах, а не только шить им ботинки. Сегодня я выучила это от твоей дочери.
Илнка проводила пальцами по плюшевой подкладке новых ботиночек. На лестнице уже слышался сосед, хлопающий дверью, ветер шуршал у подножий, а снег усиливался. На кухне суп уже начинал пахнуть домашним.
Госпожа Раду вышла в темноту с облегчённым сердцем.
На следующий день в цехе рабочие нашли большую коробку с надписью, написанной от руки: «Хорошая подошва для наших зим». Внутри были тёплые носки, варежки, обедыталоны, ботиночки. Девушки переглянулись и улыбнулись.
В том цехе, где пахло кожей и клеем, чтото изменилось изнутри, как новая подкладка. И, впервые за долгое время, зима казалась просто временем года, а не приговором.
Иногда между «кражей» и «криком о помощи» стоит лишь детская подошва. Если слушать, а не судить, спасёшь не только работу, но и путь когото в этом мире.
