23 октября, 2025г.
Сегодня я снова сидела на кровати, подтянув колени к груди, и бесконечно повторяла себе: «Он мне не нужен, я от него отказываюсь». Оставаться с Андреем казалось единственной дорогой, но он ясно сказал, что ребёнок ему не нужен, и я решила, что и мне тоже нет места в этой истории. Надо было бы «делать с ним, что хотят», но мне было всё равно.
«Детушка! Отказываться от собственного дитяти это варварство, даже звери так не поступают», произнесла заведующая отделением, пытаясь меня успокоить.
Я лишь отрявила: «Плевать на зверей! Выпишите меня сейчас же, иначе я устрою вам настоящий ад».
Заведующая лишь тяжело вздохнула: «Ты, дура, прости Господи!». Опыт её подсказывал, что медицина в этой ситуации бессильна.
Меня перевели из родильного в детское отделение неделю назад. Я отказывалась кормить ребёнка, как бы ни уговаривали, согласилась лишь сцеживать молоко, хотя сама в этом не нуждалась. Молодой врач, медсестра Маша, безуспешно пыталась меня убедить, но я бесконечно устраивала истерики. Когда она сказала, что это опасно, я громко заявила, что уйду. Маша позвала заведующую, и та часами пыталась меня переубедить, но я упорно требовала встречи с парнем, который, как я полагала, уже не будет ждать меня.
Заведующая не сдавалась: за годы работы она видела множество подобных мам. Она могла продержать меня ещё три дня, надеясь, что я успокоюсь. Услышав об этом, я вышла из себя: «Вы сошли с ума! Андрей уже злится изза этого ребёнка, а вы ещё подлизываете меня. Если я не поеду с ним на юг, он возьмёт Катю». Я плакала, крича, что все они тупые, а Катя лишь ждёт, чтобы увести парня. Этот ребёнок был нужен мне лишь для того, чтобы заставить его выйти за меня замуж.
Заведующая, устав от моих криков, дала мне валерьянку и направилась к двери. Ординатор, молчавшая до этого, последовала за ней. В коридоре она тихо спросила: «Вы верите, что ребёнку будет хорошо с такой матерью? Если её так можно назвать».
Я лишь шепнула: «Что же делать? Иначе его отправят в дом малютки, потом в детский дом. У неё и у парня приличные семьи, может, стоит поговорить с их родителями? Это ведь их первый внук». Я попросила узнать контакты родителей, чтобы сама могла с ними связаться.
В тот же день я убежала. Заведующая позвонила родителям, но они отказались вести диалог. Через два дня приехал отец моего парня мрачный, недружелюбный человек. Я предложила ему посмотреть ребёнка, но он ответил, что ему всё равно, и обещал передать отказ через своего водителя. Я настоятельно потребовала, чтобы я сама пришла в отделение, иначе всё будет нарушено. Его лицо стиснуло улыбку страха, и он пошёл на компромисс, пообещав прислать жену.
На следующее утро в палату вошла маленькая хрупкая женщина. Она заплакала, шепча, что её сын уже уехал за границу, а их семья богатая и амбициозная. Дочка плачет, не может простить себя за отказ ребёнка, и собирается последовать за ним. Она крикнула, что будет с Андреем, даже если мир будет рушиться.
Заведующая, пытаясь спасти ребёнка, предложила бабушке взглянуть на малыша. Слёзы потекли по её лицу, но глаза были полны печали. Она лишь пробормотала «мда» и приказала медсестре дать ей валерьянку, жалуясь, что изза таких драм скоро закончатся запасы успокоительного.
Я пошла к главному врачу, сообщил ему о намерении удержать ребёнка в отделении. Он когдато был отличным педиатром, сейчас же улыбнулся, увидев малыша, и назвал его «Пончик», потому что он такой пухлый и круглый.
Так «Пончик» провёл несколько месяцев в нашем отделении. Мы постоянно уговаривали маму, она приходила, играла с ним, говорила, что копит деньги на билет, будто бы нашла парня. Появлялась её мать, тоже ухаживала за ребёнком, но уходя, всегда плакала и просила прощения за дочку. Заведующая считала, что это не любовь, а лишь похоть.
Однажды мама узнала, что её парень женился на другой. В приступе ярости она закричала, что всё подстроено, чтобы их разлучить, и заявила, что ребёнка не будет он отправится в детский дом, а она уедет к Андрею, заставив его бросить эту «дрянь». Она подписала заявление об отказе и принесла его главному врачу, после чего ушла.
Главный вызвал заведующую. Та, хмурясь, произнесла: «Всё, заявка готова. Переходим к оформлению в дом малютки». Маша заплакала, а заведующая долго стирала очки, будто бы пытаясь унять свои чувства.
В тот момент Пончик радостно резвился в своей кроватке. Медсестра вошла, поздоровалась, и малыш, словно услышал её голос, запищал, подергивая ручками и ножками. Внезапно он замер, будто задумался, а медсестра, не зная, что происходит, почувствовала, как у неё в груди щемит боль, и слёзы сами потекли.
Я слышала, как она говорила, что всё это лишь суеверия, а дети не знают, что от них отказываются. Но они чувствуют, даже если им шепчет ктото в ухо. Они стараются стать незаметными, чтобы не мешать никому, ведь мир часто относится к ним безразлично.
Тем не менее, я всё ещё надеялась: может, ктото обратит на него внимание, в этом бездушном мире найдётся добро. Я верила, что однажды случится чудо, которое спасёт Пончика.
Сейчас я снова в палате, смотрю на него, и он не улыбается, а лишь тяжело смотрит мне в глаза. Я пытаюсь его развеселить: «Пончик, хочешь на ручки? Смотри, у меня есть бусы». Он смотрит отстранённо, не шевелясь, и я снова падаю в отчаяние.
В один момент я, не выдержав, закричала: «Мы предаем его! Он не виноват, что родился в такой семье! Ненавижу!». Я сидела, обхватив колени, и не могла сдержать рыдания. Заведующая подошла, села рядом, погладила меня по плечу и сказала: «Деточка, я сама не знаю, что делать. Жаль Пончика, о Господи, какая работа!». Я ответила, что не собираюсь сидеть сложа руки.
Заведующая, разозлившись, сказала: «Тогда и не сиди! Действуй, но не говори, что собираешься его усыновить. Тебе его не дадут. Живёшь в общежитии один, мужа нет два, так что слушать не хочу». Она продолжила рассказывать, сколько за всю жизнь у неё было «Пончиков», и предложила искать хорошие родители.
Я начала поиски. Через несколько недель мне удалось найти пару Лана и Лев, тридцатипятилетних без детей. Они давно мечтали о малыше и решили усыновить. Лана нежная, с мягкой улыбкой, голосом, звучащим как колокольчик; Лев крепкий, полковник, обожающий жену. Их дом был светлым и уютным, и они сразу полюбили Пончика.
Мы с заведующей пришли в их квартиру. Лана, немного смутившись, спросила: «Каков был вес при рождении?». Лев, растерявшись, ответил: «Не помню спросим у мамы». Лана рассмеялась: «Ему сейчас будет тяжело, но мы справимся». Заведующая добавила, что такие детали не важны.
Лана подошла к кроватке, Пончик, проснувшись, посмотрел на неё и, неожиданно, схватил её большой палец. Мы все рассмеялись, восхищаясь, как он быстро сжал её маленькую руку. Пончик слегка улыбнулся, а она тихо сказала: «Я вернусь, обещаю». Он, как будто поняв, отпустил её, а потом снова широко улыбнулся, издавая радостный писк.
Заведующая, протирая очки, заметила: «У него рефлекс захвата, в этом возрасте он сильно развит». Лана кивнула и сказала: «Он боится, что я не вернусь». Пончик, слушая её голос, наконец отпустил её палец, но его глаза оставались полными надежды.
Сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, насколько сложна была эта история, насколько больно было отказываться, насколько тяжело было искать свет в темноте. Но я верю, что Пончик нашёл свой дом, а я часть того, что изменило его судьбу. Может, мир и безжалостен, но в нём всё ещё есть место доброте. Надеюсь, когда-нибудь я смогу простить себя за всё, что сделала, и найти покой.
