В селе НовоЛесное осудили Варвару в тот же день, как её трусики проступили изпод пальто. Сорок второй год жизни! Вдова! Какая же срамота! Муж, Семён, десять лет как покоился в холодной могиле, а она в подолье своей души принесла клятву.
От кого? шипели бабки у колодца.
Да кто её знает, потаскухуту! перебирали их. Тихая, скромная а вижуте, куда занесло!
Девки в выданье, а мать гуляет! Срамота!
Варвара не поднимала глаз. Шла с почты, тащила тяжёлую сумку через плечо, глаза в землю, губы сжаты. Если бы знала, как всё обернётся, могла бы и не ввязываться. Но как не ввязаться, когда родная кровь слёзы льёт?
Все началось не с Варвары, а с её дочери, Мирославы. Мирослава была не просто девчонка, а живой образец отца, покойного Семёна первого красавца в деревне, белокурого с синими глазами. Младшая сестра, Глафира, была совсем иной: смуглая, карие глаза, тихая, незаметная.
Варвара не щадила ни одну из дочерей. Обе любила, тянула одну, как проклятая. Днём почтальонка, вечером мыть ферму. Всё ради них, ради крови.
Вы, девочки, учитесь! говорила она. Не хочу, чтобы вы, как я, всю жизнь в грязи и с тяжёлой сумкой. В город, к людям!
Мирослава улетела в город, поступила в торговый институт, сразу же стала заметной. Присылала фотографии: в ресторане, в модных платьях. Ожидала жениха сына начальника. «Мама, он обещал мне шубу!» писала она.
Варвара радовалась, а Глафира хмурилась. После школы осталась в селе, стала санитаркой в больнице, мечтая стать медсестрой, но денег не хватало. Пенсия по потере кормильца и зарплата Варвары уходили на «городскую» жизнь Мирославы.
Тем летом Мирослава вернулась, но не как обычно не шумная, а тихая, зелёная. Два дня не выходила из комнаты, а на третий Варвара вошла к ней, а та в подушку плакала:
Мама мама я пропала
Жених её, «золотой», бросил её, когда она была в четвёртом месяце.
Аборт поздно, мама! вопила Мирослава. Что делать? Он меня не хочет! Сказал, если рожу, ни копейки не даст! Меня выгонят из института! Жизнь моя кончена!
Варвара сидела, как громом поражённая.
Ты что, дочурка не убереглась? спросила она.
Да какая разница! вопила Мирослава. Что теперь? В детдом его? Или в капусту подкинуть?
Сердце Варвары разорвалось. В ту же ночь она не могла спать, ходила по избе, как тень. Наутро села рядом с Мирославой:
Ничего, сказала твёрдо. Выносим.
Мама! Как же? вопила Мирослава. Все узнают! Позор!
Никто не узнает, отрезала Варвара. Скажем мой.
Мирослава не поверила.
Твой? Мам, ты в своём уме? Тебе сорок два!
Мой, повторила Варвара. Уеду к тётке в район, якобы помогать. Там и проживу. А ты в город возвращайся, учись.
Глафира, спавшая за тонкой перегородкой, слышала всё. Слёзы катились по её щекам, жалела мать, но была обижена сестрой.
Через месяц Варвара уехала, село позабыло её. Через полгода вернулась не одна, а с синей конвертной посылкой.
Вот, Катюша, сказала она бледной дочке, знакомься. Брат твой Митя.
Село ахнуло. Вот тебе и «тихая» Варвара! Вот тебе и вдова!
Откуда? снова зашипели бабы. Уж не от председателя ли?
Нет, от агронома! Видный мужик, одинокий.
Варвара молчала, терпя все сплетни. Жизнь началась, но была тяжёлая. Митя рос беспокойным, крикливым. Варвара падала с ног, с сумкой почтальона, фермой, а теперь и бессонными ночами. Глафира помогала, как могла, молча мыла пеленки, качала «брата». В её душе всё кипело.
Мирослава писала из города: «Мамочка, как вы? Я так скучаю! Деньги пока нет, сама еле тяну. Но скоро пришлю!»
Через год пришли сто рублей и джинсы для Глафиры, два размера больше.
Варвара крутилась, жизнь её и Глафиры шла к пропасти. Парни бросали взгляды, потом и девушек. Кому нужна невеста с таким «приданым»? Матьгуляка, «брат»байстрюк
Мам, сказала однажды Глафира, когда ей исполнилось двадцать пять, может, расскажем?
Ты что, дочка! испугалась Варвара. Нельзя! Мы Мариславе жизнь сломаем! Она уже замужем за хорошим человеком.
Марислава действительно «устроилась». Окончила институт, вышла замуж за коммерсанта, переехала в Москву, присылала фотографии из Египта, Турции, с фешенебельными ресторанами. О «брате» не спрашивала. Варвара писала ей: «Митя пошёл в первый класс, пятёрки носит».
Марислава присылала дорогие, но в деревне бесполезные игрушки. Годы летели.
Митя исполнил восемнадцать. Вырос высокий, синие глаза, как у Мариславы, весёлый, работящий. В сердце Варвары и в сердце Глафиры он был опорой. К тому времени Глафира уже полностью приняла свою роль старшей медсестры в районной больнице, её называли «старой девой», но она сама носила крест на себе. Вся её жизнь мать и Митя.
Митя закончил школу с медалью.
Мам! В Москву поеду! В Бауманку поступать! заявил он.
У Варвары сердце замерло. В Москву Там же Марислава.
Может, в наш, в областной? робко предложила она.
Да что ты, мам! Мне пробиваться надо! смеялся Митя. Я вам с Глафирой покажу! Вы будете жить во дворце!
В день, когда Митя сдал последний экзамен, к их калитке подъехала блестящая чёрная иномарка. Из машины вышла Марислава.
Варвара ахнула. Глафира, выйдя на крыльцо, замерла с полотенцем в руках.
Мариславе было под сорок, но она выглядела как со страницы глянцевого журнала: худая, в дорогом костюме, вся в золоте.
Мама! Катюша! Привет! воскликнула она, целуя ошарашенную Варвару в щёку. А где
Она увидела Митю, стоявшего у сарая, вытирающего руки ветошью.
Марислава замерла, смотрела на него, глаза наполнились слёзами.
Здравствуйте, вежливо сказал Митя. Вы Марина? Сестра?
Сестра эхом повторила Марина. Мама, нам поговорить надо.
Сели в избу. Марина достала пачку тонких сигарет.
Мама У меня всё есть: дом, деньги, муж А детей нет.
Она заплакала, размазывая дорогую тушь.
Мы всё пробовали: ЭКО, врачи Бесполезно. Муж злится. А я я больше не могу.
Зачем приехала, Марина? глухо спросила Глафира.
Марина подняла на неё заплаканные глаза.
Я за сыном.
Ты с ума сошла?! Каким сыном?!
Мама, не кричи! поднялась и Марислава. Мой он! Я его родила! Я ему жизнь дам! У меня связи! Он в любой институт поступит! Квартиру в Москве купим! Муж согласен! Я всё ему рассказала!
Рассказала? ахнула Варвара. А про нас? Про то, как меня клеймили? Про то, как Глафира
Да что Глафира! отмахнулась Марислава. Сидит в деревне, так и просидит! А у Мити шанс! Мама, отдай! Ты же мне жизнь спасла, спасибо! Теперь верни сына!
Он не вещь, чтоб его возвращать! крикнула Варвара. Он мой! Я его ночами не спала, растила! Я
В тот момент вошёл Митя. Он слышал всё, стоял, бледный, как полотно.
Мама? Катя? О чём о чём она говорит? Какой сын?
Митенька! Сынок! Я твоя мама! Понимаешь? Родная!
Митя смотрел на неё, словно на привидение, затем перевёл взгляд на Варвару.
Мам это правда?
Варвара закрыла лицо руками и зарыдала.
Тут прорвалась Глафира. Тихая, молчаливая, она подошла к Мариславе и ударила её такой пощёчиной, что та отлетела к стене.
Тварь! закричала Глафира, в крике звучало восемнадцать лет унижений, поломанная жизнь, обида за мать. Мать? Какая ты ему мать?! Ты бросила его, как щенка! Ты знала, что мать изза тебя по селу ходить не могла, пальцем тыкали! Ты знала, что я я одна осталась изза твоего «греха»! Ни мужа, ни детей! А ты вернулась, чтобы забрать!
Катя, не надо! шептала Варвара.
Надо, мама! Хватит! Натерпелись! Глафира обратилась к Мите. Да! Это мать твоя! Которая тебя на мать мою спихнула, чтоб в Москве «дела» делать! А это она ткнула пальцем в Варвару, твоя бабка! Которая жизнь свою ради вас обеих в грязь втоптала!
Митя молчал долго, затем медленно подошёл к рыдающей Варваре, встал на колени и обнял её.
Мама прошептал он. Мамочка.
Он посмотрел на Мариславу, которая, держась за щеку, сползала по стене.
У меня нет матери в Москве, сказал он тихо, но твёрдо. У меня одна мать. Вот она. И сестра.
Он встал, взял Глафиру за руку.
А вы тётя уезжайте.
Митя! Сынок! воскликнула Марислава. Я тебе всё дам!
У меня всё есть, отрезал Митя. У меня мать есть. И сестра. А у вас ничего.
Марислава уехала в тот же вечер. Муж её, видевший всю сцену из машины, даже не вышел. Говорят, через год он её бросил, нашёл другую, у которой уже ребёнок. Марислава осталась одна, со своей «красотой» и деньгами.
Митя не поехал в Москву, поступил в областной институт на инженера.
Я, мам, тут нужен. Дом нам нужен новый построить.
А Глафира? Она, как будто вырвала крик из груди, ожила, расцвела в тридцать восемь лет. На неё стал смотреть тот самый агроном, о котором судили бабы, видный мужиквдовец.
Варвара смотрела на них и плакала. Только теперь от счастья. Грех был, но материнское сердце способно простить.
