В комнате стояла стоянка, даже пахло затхлой влагой, и я подошла к окну, где уже почти успокаивался летний зной. Ветерок, как лёгкое дыхание в бане, лишь слегка шевелил шторы.
Наверно, мне действительно душно, прошептала я себе, чувствуя, как комок в горле прерывает каждый вдох. Это чувство я знала давно: смесь слабости, пустоты и полного безразличия. Ноги подкашивались, сознание будто тускнело, как будто ктото медленно выключал свет одной лампочкой.
Я легла на кровать, и почти сразу погрузилась в сон. Сначала всё было сумбурно обрывки голосов, чейто скрип шагов по лестнице, свет фонаря в тумане А потом всё очистилось. Я превратилась в птицу с огромными белыми крыльями, лёгкими и острыми, словно свежий вдох после долгой тишины. Взмыла я над Москвой, где огни внизу дрожали, как крошечные миры на ладонях.
Город был незнаком, но будто давно стал моим. Высокие тени домов тянулись к звёздам, а между ними мосты, узкие каньоны улиц, дыхание свободы, которое нельзя описать, а только почувствовать. Там было легко. Там я вдруг вспомнила, какой могу быть сама: не уставшей, не нуждающейся в одобрении, не сжатой внутри а живой. Свободной.
Я кружила над этим городом, ныряла между домами, касалась крылом прохладного воздуха, и казалось, так будет всегда. Но чтото потянуло меня вниз, как будто невидимое воспоминание.
Мне надо прилечь, услышала я свой голос, будто откудато издалека.
Мир дрогнул, свет рассыпался, и я начала падать мягко, как перо, возвращаясь в ту самую душную комнату, где всё начиналось.
Я резко открыла глаза, будто ктото позвал меня по имени. Комната встретила тем же тяжёлым воздухом, но теперь он стал холоднее. Чтото осталось в ней, не вернувшись полностью, а часть в городе огней и теней крыльев.
Я медленно встала и села на кровать. Тишина была почти осязаемой, как пластинка, застрявшая на одном треке. Мир вокруг выглядел знакомо, но чуждо, будто стены слегка сдвинулись, пока я спала.
Я провела ладонью по груди туда, где в сне бились мои крылья. Пальцы коснулись лишь ткани футболки.
Странно я же почти летела, подумала я. Память сна уже таяла, как мокрый снег на ладонях. Оставалось лишь ощущение лёгкого движения воздуха внутри, почти незаметное, но реальное.
И вдруг я поняла: этот сон был не о полёте и не о городе, который нельзя назвать вслух. Он был о том, что я устала жить на земле, где каждый шаг как долг. О том, что мне давно нужно другое небо. О том, что крылья не фантазия, а память, очень старая, почти забытая.
Я задержала дыхание, чтобы не спугнуть это чувство, и прошептала в темноту:
Если я когданибудь решусь я вернусь туда. Я взлечу понастоящему.
Но в ту же секунду чтото внутри меня тихо ответило:
Ты уже начала.
Я стояла у окна долго, так долго, что ночь начала сдавать свои позиции. Тени становились тоньше, небо светлее, и казалось, мир делает глубокий вдох перед тем, как снова погрузиться в обычную суету.
Но внутри меня уже чтото изменилось. Незаметно, тихо, но навсегда.
Я смотрела на горизонт, где тонкая полоска света делила мир на до и после. И тогда я поняла, что больше не боюсь: ни своих слабостей, ни пустоты, ни безразличной усталости, что часто накрывала меня, как волна.
Эти крылья были не из сна. Они из меня.
Я медленно закрыла глаза и положила ладонь на грудь, где внутри слегка стукнуло сердце, будто подтверждая мысль. Не громко, не торжественно, но уверенно.
Хватит жить чужими ожиданиями. Хватит терпеть. Хватит ждать, пока ктото разрешит мне быть собой, прошептала я.
В тот миг внутри меня чтото расправилось. Не крылья, а нечто глубже. Как будто моя душа, долго сидевшая в темноте на корточках, наконец встала на полный рост.
Я открыла глаза. Небо уже было бледнорозовым, а первый утренний свет нежно ложился на лицо.
Я сделала шаг назад от окна и почувствовала, как пол под ногами дрогнул. Или это дрогнул мир? Неважно. Главное, что я больше не падаю.
Я глубоко вдохнула первый понастоящему свободный вдох за многие месяцы и сказала вслух, чётко и спокойно, как клятву:
Я поднимусь. Сама. До тех высот, что мне снятся.
Ни одна душная комната больше не станет моей клеткой.
Я развернулась, и шаг мой стал лёгким, почти воздушным. Не потому что спешила, а потому что человек, нашедший свои крылья, уже никогда не будет прежним.
