Когда тебя уже не будет? прошептала невестка у моего больничного изголовья, не подозревая, что я слышу её и микрофон всё фиксирует.
Её выдох был тёплым, пахнул дешёвым кофе. Она думала, что я без сознания просто тело, наполненное препаратами.
Но я не спала. Я лежала под лёгким покрывалом, каждый нерв в моём теле натянут, словно струна.
Под ладонь, скрытую от чужих глаз, прятался маленький холодный прямоугольник диктофона. Кнопку «запись» я нажала ещё час назад, когда она вошла в палату с моим сыном.
Игорь, она всё равно как овощ, голос Светланы стал громче, она, видимо, подошла к окну. Врач сказал, динамики не работает. Что нам делать?
Я услышала тяжёлый вздох сына. Мой единственный ребёнок.
Светлана, это както не так. Она же моя мама, попытался я возразить.
А я твоя жена! резко ответила она. Хочу жить в нормальной квартире, а не в этой кладовке. Твоя мать прожила уже семьдесят лет. Хватит.
Я не шевельнулась, дыхание ровное, имитируя глубокий сон. Слёз не было всё внутри сгорело до серого пепла.
Оставалась лишь кристальная, ледяная ясность.
Риелтор говорит, сейчас хорошие цены, не останавливаясь, перешла Светлана на деловой тон. Двушка в центре, с ремонтом
Можно выручить немалую сумму, купить дом за городом, как мечтали, новую машину. Игорь, проснись! Это наш шанс!
Он молчал. Его молчание страшнее её слов. Это было согласие, предательство, завуалированное в слабость.
А её вещи продолжила Светлана. Половину выбросим. Это хлам, никому не нужен. Сервизы, книги Оставим только антиквариат, если найдём. Приглашу оценщика.
Я мысленно улыбнулась. Оценщик. Она даже не догадывается, что я успела сделать за неделю до того, как лёгла.
Все ценные вещи уже давно находятся в надёжном месте, как и документы.
Хорошо, наконец выдохнул Игорь. Делай, как считаешь. Мне тяжело об этом говорить.
Не говори, дорогой, пробормотала она. Я всё сделаю сама. Тебе не придётся пачкать руки.
Она подошла к кровати. Я почувствовала её холодный, оценивающий взгляд, будто она смотрит не на живого человека, а на помеху, которая скоро исчезнет.
Я слегка сжала пальцами гладкий корпус диктофона. Это лишь начало. Они ещё не знают, что их ждёт.
Они вычеркнули меня из своей жизни. Напрасно. Старая гвардия не сдаётся. Она идёт в последний наступ.
Прошла неделя капельницы, пресное пюре и мой безмолвный театр. Светлана и Игорь приходили каждый день.
Сын садился на стул у двери и уставился в телефон, будто пытаясь отгородиться от реальности. Он не мог вынести взгляда на моё неподвижное тело.
Светлана, наоборот, чувствовала себя в палате как дома, громко разговаривала по телефону с подругами, обсуждая будущий дом.
Три спальни, большая гостиная, участок, представляете? Сделаю ландшафтный дизайн. Что? Свекровь? Ой, она в больнице, плохие дела. Не выживет.
Каждое её слово записывалось. Моя коллекция росла.
Сегодня она перешагнула черту. Принесла ноутбук, уселась у моей кровати и начала показывать Игорю фотографии коттеджей.
Смотри, какой! А этот? Настоящий камин! Игорь, ты меня вообще слышишь?
Слушаю, безэмоционально ответил он, не отводя взгляда от пола. Просто это странно Здесь, рядом с ней
Где ещё? фиркнула Светлана. Времени ждать нет. Нужно действовать. Я уже позвонила нашему риелтору, он завтра приведёт первых покупателей. Квартиру нужно показать в лучшем виде.
Она обернулась ко мне. В её взгляде не было человечности лишь холодный расчёт.
Кстати, о вещах. Вчера заехала, начала разбирать шкафы. Сколько хлама ужас. Твои платья старомодные Всё положила в мешки, отдам в благотворительность.
Мои платья. Тот, в котором я защищала диссертацию. Тот, в котором отец Игоря делал мне предложение. Каждый предмет осколок воспоминания. Она безвозвратно стирала моё прошлое.
Игорь вздрогнул.
Зачем ты трогала? Может, она бы хотела
Что «хотела»? перебила Светлана. Она уже ничего не хочет. Игорь, хватит быть ребёнком. Мы строим будущее.
Она встала, подошла к моей тумбочке и без церемоний открыла ящик. Пальцы роились в середине, наталкиваясь на влажные салфетки и упаковку таблеток.
Документы здесь? Паспорт? Нужно для сделки.
Таков был психологический прессинг, превратившийся в прямые действия. Она уже не только обсуждала, а воровала меня живой.
В этот момент вошла медсестра.
Анна Павловна, время уколов.
Лицо Светланы мгновенно изменилось, появилось печальное, заботливое выражение.
Ой, конечноконечно. Игорёк, пошли, не будем мешать процедуре. Мамочка, придём завтра, шепнула она, поглаживая мою руку.
Её прикосновение было отталкивающим, словно ползучая гусеница по коже.
Когда они вышли, я не открывала глаза, пока шаги медсестры не стихли в коридоре. Затем, с огромным усилием, повернула голову. Мышцы болели, но я справилась.
Я сняла диктофон, нажала «стоп» и сохранила файл под номером «семь». Затем потёрла под подушкой второй телефонкнопочный, который тайком принёс мне старый другадвокат.
Набрала знакомый номер.
Слушаю, ответил спокойный деловой голос по линии.
Семёну Борисовичу, это я, мой голос прозвучал хрипло, непривычно. Запускайте план. Время пришло.
На следующий день ровно в три часа позвонили в мою квартиру. Светлана открыла дверь своей самой очаровательной улыбкой.
На пороге стояла уважаемая пара с риелтором.
Проходите, пожалуйста! щебетала она. Извините, у нас здесь небольшой творческий беспорядок, понимаете готовимся к переезду.
Она проводила гостей коридором в гостиную, рассказывая о «прекрасных видах из окон» и «дружелюбных соседях».
Игорь прижался к стене, пытаясь стать как можно менее заметным. Его лицо было серым, как пепел.
Квартира принадлежит моей свекрови, произнесла Светлана с ноткой печали. К сожалению, её состояние тяжёлое, врачи не дают надежды.
Мы с мужем решили, что в специализированном учреждении ей будет лучше под наблюдением. А эти стены здесь слишком много воспоминаний.
Она сделала паузу драматическую, показовую, желая, чтобы покупатели прочувствовали всю глубину ситуации.
В тот же момент дверь снова открылась без звонка.
В комнату медленно, бесшумно вкатилась инвалидная коляска. В ней сидела я.
Не в больничной пижаме, а в строгом тёмносинем шелковом халате. Волосы аккуратно собраны, губы слегка покрыты. Мой взгляд был спокоен и холоден.
Позади меня стоял Семён Борисович мой адвокат, высокий, седой, в элегантном костюме. Он тихо закрыл за собой дверь.
Светлана замерла. Улыбка исчезла с её лица, словно стерта ластиком.
Игорь ещё сильнее сморил, глаза метались по комнате в поисках выхода. Покупатели и риелтор растерянно переводили взгляды между мной и Светланой.
Добрый день, мой голос, хоть и тихий, прозвучал ясно, разрезая тишину. Похоже, вы ошиблись адресом. Эта квартира не продаётся.
Я обратилась к смущённой паре.
Извините за неудобство. Моя невестка, наверное, слишком расстроилась изза моего состояния и переборщила.
Светлана, как будто проснулась.
Мама? Как вы здесь? Вам же нельзя
Я могу всё, что считаю нужным, дорогая, перевела я взгляд, от которого стало холоднее. Особенно когда в моём доме хозяева без разрешения.
Я вытащила из кармана телефон и нажала «воспроизвести». Из динамиков прозвучало знакомое шипение и тихий голос:
«Когда тебя уже не будет?»
Лицо Светланы побледнело до цвета простыни. Она открыла рот, но звук не вышел. Игорь закрыл лицо руками, скрываясь от стыда.
У меня обширная коллекция записей, Светлана, сказала я спокойно. О твоих мечтах, проданных вещах, оценщике. Думаю, некоторым органам это будет интересно.
В частности, статья о мошенничестве.
Семён Борисович вышел вперёд, держа в руках папку с документами.
Анна Павловна сегодня утром подписала на моё имя генеральную доверенность, сухо сообщил он. И заявление в полицию. Кроме того, я подготовил уведомление о вашем выселении.
На основании морального вреда и угрозы жизни. У вас есть 24 часа, чтобы собрать вещи и покинуть квартиру.
Он положил документы на столик, они лёгким шелестом упали.
Это был конец. Грань. Точка, после которой уже ничего не вернуть. Но в тот момент я впервые за недели не почувствовала боли или обиды.
Я ощутила силу. Ледяную, уверенную, несокрушимую силу того, у кого больше нечего терять, и кто пришёл забрать своё.
Риелтор с покупателями исчезли мгновенно, пробормотав извинения. В гостиной остались только мы четверо. Тишина висела густой, словно пыль в старой комнате.
Светлана первой оправилась. Шок сменился яростью.
Вы не имеете права! вопила она, тыкая меня пальцем. Это же квартира Игоря! Он прописан! Он наследник!
Бывший наследник, поправил её Семён, листая документы.
По новому завещанию, заверенному вчера, всё имущество Анны Павловны переходит в благотворительный фонд поддержки молодых учёных. Ваш муж, к сожалению, в него не входит.
Это был мой финальный выстрел. Я видела, как в её глазах погас последний луч надежды. Она посмотрела на Игоря с такой ненавистью, будто он виноват во всём.
Игорь, мой сын, наконец оторвался от стены. Он сделал шаг ко мне. Его лицо было мокрым от слёз, жалкое.
Мамочка прости. Я не хотел. Это она она заставила меня.
Я посмотрела на него, на этого сорокалетнего мужчину, который прятался за женой, выбирая путь сам.
Любовь, бесконечная материнская любовь, умерла в больничной палате под шепот его жены. Оставилось лишь горькое разочарование.
Никто тебя не заставлял молчать, Игорь, ответила я, голосом ровным, почти безразличным. Ты сам принял решение. Живи с ним.
Но куда нам идти? вмешалась Светлана, голос дрожал от страха и гнева. На улицу?
У вас была арендованная квартира до того, как вы решили, что я скоро освободюсь, напомнила я. Вы можете вернуться туда или куда угодно. Это уже не моя забота.
Светлана бросилась к вещам, нервно швыряя их в сумку, бормоча проклятия. Игорь стоял посреди комнаты, потерянный.
Он снова посмотрел на меня.
Мама, пожалуйста. Я всё понял. Я изменюсь.
Меняться никогда не поздно, согласилась я. Но не здесь и не со мной. Двери моей квартиры для вас закрыты навсегда.
Он опустил голову, осознав, что это конец. Не спектакль, не наказание, а окончательное решение.
Через час они ушли. Я услышала, как захлопнулись двери. Семён Борисович подошёл ко мне.
Анна Павловна, вы уверены насчёт фонда? Мы можем всё вернуть.
Я кивнула головой.
Нет. Пусть так. Я хочу, чтобы моя жизнь, то, что от неё осталось, принесло пользу, а не стало причиной вражды.
Он кивнул и попрощался. Я осталась одна в своей квартире. Медленно провела рукой по подлокотнику кресла, по корешкам книг. Здесь ничего не изменилось.
Изменилась я. Я больше не была просто матерью, прощающей всё. Я стала тем, кто сам ставит границы своему вселенной.
И в этой новой вселенной не осталось места тем, кто когдато прошептал: «Когда тебя не станет?».
