Мальчишку выслали из собственного дома в новогоднюю ночь. Спустя годы он вернулся к порогу И его ждал совсем иной поворот.
За окнами домов мерцали тёплые огни гирлянд, отражались ёлочные ветви, звучали праздничные мелодии. А за этими стенами царила безмолвная, почти священная тишина, покрытая белым покрывалом. Снег падал крупными хлопьями, будто невидимая рука постоянно разбрасывала его с небес. Тишина была такой плотной, словно в храме: ни шагов, ни голосов. Слышался лишь шепот ветра в трубах и тихий шорох снежинок, опускающихся на землю и накрывающих город забытыми судьбами.
Коля Сушанов стоял на ступеньке входа, пока не понял, что всё это происходит всерьёз. Всё казалось безумным кошмаром. Холод пронизывал одежду, промокая его носки; ледяной ветер бил по лицу. Заброшенный в сугроб рюкзак напоминал о суровой реальности.
Убирайся с моего пути! И больше не возвращайся! прорычал его отец, голосом полным злобы. Сразу же дверь захлопнулась перед ним.
И выгнали. В разгар рождественской ночи. Без вещей, без прощаний, без шанса вернуться.
А мать? Стояла у стены, скрестив руки. Никаких слов, ни попыток остановить мужа, ни криков «это наш сын». Она лишь пожала плечами, сжав губы, чтобы не разорваться от слёз. Молчала.
Коля медленно спустился по ступеньке, чувствуя, как снег заполняет его ботинки и колет ногти холодом. Он не знал, куда идти. Внутри его поглощал пустой вакуум, будто сердце провалилось под грудные кости.
Вот и всё, Коля. Ты никому не нужен, даже им. Особенно им, прозвучало в его голове.
Он не заплакал. Глаза оставались сухими, но резкая боль в груди напоминала, что он жив. Было уже слишком поздно плакать. Всё случилось, назад уже не вернёшься.
Он пошёл без цели, сквозь бурю, под светом фонарей, озаряющих пустынные улицы. За окнами люди смеялись, пили чай, открывали подарки. Но он оставался один, в середине праздника, где не нашёл места.
Он не помнил, сколько часов блуждал. Улицы сливались в один бесконечный путь. Охранник преследовал его от входа в здание, прохожие отстранялись, видя его взгляд. Он был чужим, бесполезным, нежеланным.
Так началось его лето первое лето одиночества, лето выживания. В первую неделю Коля спал где смог: на скамейках, в метро, у автобусных остановок. Его отгоняли: продавцы, охранники, рассеянные прохожие. В их глазах не было сочувствия, лишь раздражение. Тощий паренёк в поношенной куртке, с кровавокрасными глазами, выглядел как живое напоминание о том, чего они боялись.
Он питался тем, что находил: остатками из мусорных контейнеров; однажды украл сэндвич в киоске, пока продавец уходил. Это был его первый разврат, не из злобы, а из голода. Страх умереть подгонял его к кражам.
С наступлением темноты он нашёл убежище в заброшенном подвале пятиэтажного дома на окраине. Там пахло плесенью, кошачьими следами и гнилым запахом. Но тепло шло от городской трубопроводной системы: пар согревал помещение, позволяя провести ночь. Подвал стал его домом. Он раскладывал газеты на пол, собирал картонные коробки и укрывался тряпками из мусора. Иногда сидел и плакал без слёз, ощущая лишь резкие судороги в груди, сжатие изнутри.
Однажды его нашёл старик с тростью и длинной бородой, осмотрел и сказал:
Живой? Ну, это уже лучше. Думал, опять коты мешают мешкам.
Старик оставил банку консервированного мяса и кусок хлеба. Никакой благодарности. Коля съел голыми руками, пока был голоден.
С тех пор старик появлялся время от времени, принося еду, не задавая вопросов. Однажды шепнул:
Мне тоже было четырнадцать, когда умерла мать, а отец повесился. Иди, мальчик, люди дураки. Но ты не такой.
Эти слова запали в душу Коле, он повторял их, когда силы покидали его.
Однажды утром он не смог встать. Приступали тошнота, озноб, всё тело дрожало. Жар бил в виски, ноги сгибались
Мальчишку выслали из собственного дома в новогоднюю ночь. Спустя годы он вернулся к порогу И его ждал совсем иной поворот.


