Дорогой дневник,
Старшая дочь, Галина, своим авторитетом вынесла общий семейный приговор. По характеру упрямой и требовательной к женихам она так и не вышла замуж, к тридцати годам превратившись в настоящую мужененавистницу.
Причуда, бросила она, когда произнесла первое слово. Младшая сестра, Аграфена, полноватая и озорная, только утвердительно улыбнулась. Мать молчала, но её мрачное лицо выдавало недовольство новой невесткой. Единственный сын, наш оплот и надежда, вернулся из армии с женой, которой не было ни отца, ни матери, ни денег. Никакого наследства, ни даже скромного капитала. Сказали, что она могла вырасти в детском доме или искать прибежище у родственников ни того, ни другого нам не известно. Олег, наш сын, лишь отшучивался: «Не переживай, мать, построим своё благосостояние».
С тех пор Варвара Никитична, как зовут эту новенькую, не могла ночи спать спокойно. В полусонном состоянии она ожидала, какие же проделки будет устраивать родственница: когда начнёт лезть в шкафы, что она будет скрывать. Мы подгоняли её, мол, «покажи, где ценные вещи, шубы, золотишко», чтоб не проснуться однажды без них.
А Олег за месяц просил у меня ответа: «Кого ты в дом привёл? Где же твои глаза? Никакой кожи, ни лица!»
Но жить нужно, и Причуду пришлось ставить на место.
Дом был большой, огород тридцать соток, три поросёнка в загоне, птиц считаться не пришлось. Работать было нелегко, но Варвара не жаловалась: держала в порядке кабанчиков, готовила, убиралась, старалась угодить нам. Только если сердца матерью не согрело, даже золото не спасёт.
В первый же день Причуда заявила:
Зови меня по имениотчеству. Так будет лучше. У меня уже есть дочери, а ты, как бы ни пыталась, не станешь для меня дочкой.
С тех пор я называл её Варвара Никитична, а сама мать не называла её иначе. Мы просто говорили: «Надо сделать», и ничего больше.
Золовки не позволяли ей отдохнуть, каждый раз вставляя новые обязанности. Иногда мать вынуждена была удержать дочерей от скандала, не из жалости к Причуде, а ради порядка в доме. Девка оказалась трудолюбивой, не ленилась, и постепенно мать начала к ней оттаивать.
Жизнь могла бы наладиться, но Олег увлёкся. С утра до ночи два голоса вели споры о том, с кем женился он и с кем ещё. Тогда Галина познакомила его с подружкой, и всё закрутилось. Золовки радовались: «Теперь Причуда уберётся». Олег молчал, а Причуда делала вид, что ничего не случилось, лишь глаза её теряли блеск.
И вдруг две новости: Причуда ждёт ребёнка, а Олег разводится с ней.
Не будет так, сказала мать Олегу. Я её в жёны тебе не сватала.
Но женился живи! Не жалей. Скоро будешь отцом. Порушишь семью выгнём из дома. А Шура будет жить здесь.
Впервые мать назвала Причуду по имени. Сёстры замёрзли. Олег взбесился, мол, я мужик, решаю. Мать, руки в бока, засмеялась:
Какой ты мужик? Пока только штаны носишь. Родишь ребёнка, вырастишь его, научишь тогда и назовёшь себя мужиком!
Мать никогда не бросала слов в карман, но Олег всё равно держался за неё.
Он ушёл, а Шура осталась. Через время родила девочку, назвала её Варушка. Мать, когда узнала, лишь кивнула, но радость была видна.
Внешне в доме ничего не изменилось, лишь Олег забыл дорогу домой, обиделся. Мать, скрывая тревогу, полюбила внучку, баловала её, покупала сладости, но Шуре, видимо, не простила, что через неё потеряла сына.
Прошло десять лет. Сёстры вышли замуж, а в большом доме остались мы трое: мать, Шура и Варушка. Олег пошёл в армию, уехал с новой женой на север. К Шуре подошёл ветеран, старший её, развёлся, оставил ей квартиру, сам жил в общежитии. Получал пенсию, был надёжным женихом. Шуре он тоже понравился, но куда её вести? К свекрови?
Она всё объяснила, попросила прощения, но он, не будь глупым, пришёл к матери с поклоном.
Люблю Шуру, без неё не могу, сказал он.
Мать лишь кивнула:
Любишь живите вместе.
Потом добавила:
Не дам Варушку в вашу квартиру. Живите тут, у меня.
И стали жить все вместе. Соседи перешёптывались, как «Нештукатуренная Никитична выгнала сына с дома, а Причуду приняла». Не обращала внимания, держалась гордо. Шура родила Катюшу. Мать радовалась, но всё равно думала: «Какая она, внучка?».
Беда пришла внезапно: Шура тяжело заболела. Отец сломался, выпил. Мать, без лишних слов, сняла все деньги с книжки, увезла Шуру в СанктПетербург, выписала лекарства, показала врачей.
Утром Шуре стало легче, она попросила куриного бульона. Мать быстро зарезала курицу, отварила. Шура, впервые за всё время, заплакала, а мать, которой никогда не видели плачущей, тоже плакала:
Что ты, дитя, уходишь, когда я тебя полюбила?
Скоро успокоилась, оттерла слёзы и сказала:
За детей не волнуйся, они не пропадут.
И до конца держала Шуру за руку, тихо гладила, будто прощения просила.
Прошло ещё десять лет. Варушку выдали замуж. Пришли Галина и Аграфена, постаревшие, уже без детей. Собралась вся родня. Олег приехал, но с женой уже развёлся, пил крепко. Увидев Варушку красивой, радовался, но узнав, что её папой называют чужого мужчину, обвинил мать:
Ты виновата, что чужого мужа в дом пустила!
Мать ответила:
Нет, сын, ты не отец. Как был в штанах, так и не стал мужчиной.
Олег не вынес такого унижения, собрал вещи и снова отправился в путь. Варушка вышла замуж, родила сына, назвала его Александром в честь приёмного отца.
Так они и живут: свекровь и невестка, а между ними весной проросла берёза ни от кого не посажена, просто так появилась.
Всё это учит меня: в семье главное не искать виноватых, а поддерживать друг друга, даже когда ветры перемен крутятся. Ведь только взаимное терпение и любовь способны выдержать любые бури.
